Олег Агранянц
Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди
В первый раз я писал автобиографию, когда после школы поступал в Военную академию химической защиты, тогда еще имени К. Е. Ворошилова. Там я должен был указать место захоронения моей бабушки, что я и сделал, хотя в то время бабушка была жива и благополучно проживала в Германии: в те годы родственников, живущих за границей, предпочитали не упоминать.
Потом я писал автобиографию при поступлении в МИД. Бабушкой там не интересовались, но я умолчал о жившей в Новом Орлеане тете, к которой позже и переехал на постоянное место жительства. В ЦК КПСС автобиографию не спрашивали.
Я вспоминал свою биографию при приеме на работу в ЦРУ США. Вспоминал на полиграфе, в простонародье именуемом «детектором лжи». Для верности через полиграф пропустили и мою жену Ларису.
Теперь я отошел от дел, а посему моя автобиография никого больше не интересует.
Я не собирался писать воспоминания до тех пор, пока мне на глаза не попался любопытный абзац из книги Ги де Мопассана: «Никого не интересуют, Рауль, даты твоего продвижения по службе и твои успехи у дам. Это очень скучно. Даже если ты станешь маршалом Франции, в чем я сомневаюсь, люди не будут читать твои воспоминания. Положи лучше на бумагу в вольном порядке те веселые истории, которые ты рассказываешь нам после второй бутылки».
И я решил последовать совету Мопассана. Не заботясь о последовательности событий и не боясь повториться, я положил на бумагу веселые и, на мой взгляд, интересные истории, которые по вечерам, расположившись у бассейна, рассказываю моим друзьям. Про то, как читал Ахматовой ее стихи и выслушивал советы Вертинского о том, как надо обращаться с дамами. Про то, как Юрий Гагарин учил меня обманывать жену, а будущий антигерой Беслана Дзасохов бегал по дамским туалетам. Про то, как при встрече со мной Арафат заговорщически подмигивал, а будущий председатель ГКЧП Янаев помог мне выпутаться из неприятной истории. Про то, как на тропическом острове я занимался деятельностью, «несовместимой с дипломатическим статусом». Про то, как во время беседы с директором ЦРУ пытался понять, шпион ли Горбачев.
Эти истории не о делах, не об идеях, а о людях. Я хочу, чтобы они воспринимались как альбом старых фотографий, а люди, упомянутые в них, — не как сторонники каких-то принципов, а как обыкновенные люди теперь уже далекого двадцатого века.
1. Охота к перемене мест
1.1. Привет из Нового Орлеана
Сначала, как всегда, кофе и варенье из китайских яблочек.
— Когда летишь в Тунис? — спросила тетя Тоня.
— Послезавтра.
Она протянула мне бумагу.
Это было «приглашение на воссоединение семьи». Тетя Астра приглашала меня и мою супругу «воссоединиться» с ней в Соединенных Штатах.
— Армян теперь свободно выпускают, и Астра тебя ждет. Она тебе поможет на первых порах.
Когда-то тетя Астра была личным секретарем и очень личным другом «всесоюзного старосты» Михаила Калинина. В конце двадцатых она поехала в командировку во Францию и не вернулась. Там она стала крупным специалистом в текстильной промышленности. Фамилию носила почти французскую — Сарк. В начале семидесятых переехала в США и теперь жила в Новом Орлеане.
— Ты никому в Москве не должен показывать это письмо, — продолжала тетя Тоня. — А когда прилетишь в Тунис, сначала позвони Астре. В приглашении есть ее номер телефона. У тебя есть шанс навсегда уехать из этой страны.
Больше всего на свете тетя Тоня не любила советскую власть и англичан. С раннего детства она говорила со мной по-немецки и намекала, что моя бабушка — немка. Немецкий она знала в совершенстве, говорила без акцента, подолгу цитировала по памяти Гете. Потом однажды безо всякого объяснения перешла на французский. Узнав, что я вступил в партию, она перестала со мной разговаривать, и дяде Рубену пришлось потратить немало усилий, чтобы реабилитировать меня. Он объяснил ей, что компартия нынче не та, а что-то вроде кадетов, и Брежнев почти Милюков.
Фамилия ее была Лазарева, по мужу графу Лазареву, который, к счастью для его семьи, скончался до революции. Позже в Вашингтоне специалисты по русской геральдике подтвердили, что граф был настоящий, умер в 1916 году и жену его звали Антонина.
— Позвонить Астре ты обязан, — повторила тетя Тоня. — Дай мне слово, что из Туниса позвонишь.
Слово я дал. И позвонил, но не сразу.
Тетю Тоню я больше не видел. Умерла она через 7 лет в возрасте 103 лет: шла за лекарством для младшей сестры и попала под машину. До последних дней сохраняла трезвый ум и, узнав, что я все-таки обосновался в США, сказала моей матери: «Наконец-то он стал мужчиной».