Пульс подстраивается под ломаный ритм барабанной дроби в мелодии, и становится хорошо настолько, насколько вообще может быть.
Пару горящих шотов с Джеки, присосаться к почти и без того опустевшей бутылке вынырнувшего из толпы Сайруса. А после, догнавшись до нужной кондиции и недружным хором дооравшись до обреченно кивнувшего, даже не ставшего снимать наушники диджея – не первый месяц работает, гад, уже и без точных инструкций знает, чего от него требуют, – наконец-то перевести танцы в другую плоскость.
Собираюсь взобраться на стойку, как…
Останавливаюсь, уже сжав плечо Джеки для опорного толчка.
– Оу… – проследив направление моего взгляда, выдаёт друг, и, пожалуй, это единственное, что я сам могу выдавить.
Место уже занято.
Занято гибким мальчишкой, который, не расставаясь с тёмной пузатой бутылкой, вьётся вокруг шеста и явно тащится от одобрительных выкриков собравшейся небольшой кучки наблюдающих. Выгибается на другой стороне узкого стола, прямо рядом с парнишкой-барменом, и то и дело хватается за шест, чтобы не свалиться.
Пересекаемся взглядами, вернее, он по моему лицу глазами мажет и, поймав ответный, показывает язык, расплываясь в саркастической ухмылке.
Сегодня без очков, обошёлся контактными линзами, и под градусом и в полумраке не различить.
Один в один.
Зеркальный двойник.
– Вы точно не инкубаторские? – навалившись на спину, почти кричит в ухо Сайрус, а я могу только отрицательно покачать головой.
Пялюсь, как зачарованный, и во рту пересыхает.
Делает глоток, проливает на майку и под свист обливается полностью. Отбрасывает опустевший сосуд бармену, тот перехватывает бутылку почти не глядя, и стаскивает майку через голову. Раскручивает над головой и, удержавшись на месте только каким-то чудом, запускает точнёхонько мне в голову.
– Тебе это просто так не сойдёт! – ору во всю мощь своих лёгких, отмерев, расталкиваю облепившую меня банду, и сам забираюсь на стойку…
***
– Боже, можно я уже просто сдохну… – страдальчески тянет Кай и, натянув капюшон, роняет голову на сложенные руки. Тут же надсадно стонет, должно быть, от резкого движения кто-то ебанул нехилый заряд тротила в его черепе.
Мне тоже хуёво, но явно не настолько, как ему.
Отхлёбываю свой порядком остывший кофе из маленькой чашки и, поморщившись, жестом подзываю официантку. Совсем не сладкий.
– А нехуй было начинать с вискаря и полировать коктейлями. Только на повышение градуса, в курсе, нет?
– Ради всего хорошего, что у нас было, заткнись. Ты слишком громко разговариваешь.
– А что хорошего у нас было? – тут же оживляюсь, проигнорировав не слишком-то вежливую просьбу, и вместе с парой порционных пакетиков сахара заказываю ещё один кофе и кусок пиццы пожирнее для него.
– Ни хера не было, – соглашается приглушённый голос из-под капюшона. – И, знаешь, отчего-то мне смутно кажется, что после того, как ты почти трахнул меня на этой чёртовой стойке, – нахуй я вообще туда полез, не знаешь, нет? – ты всё-таки меня трахнул. Это же был ты?
– Я.
Хмыкаю и снова делаю глоток. Растягиваю на подольше.
– И где? Только не говори, что это был сортир, я не переживу.
– Не скажу.
– Вот блядство… И так каждый раз, да?
– Почти.
– Идите-ка вы на хуй, ребята, я так сдохну через месяц.
– Предпочтёшь бутылку Бейлиз и Юджина? Устроите девичник?
– Именно.
Молчим, пока не приносят новый заказ. Девочка в переднике симпатичная, улыбается и ненавязчиво проводит пальчиком по именному бейджу. И я послушно перевожу на него взгляд.
– Что-нибудь ещё?
Отсвечиваю ей одной из своих лучших улыбок и отрицательно качаю головой:
– Нет, спасибо, Катрина. Но я дам тебе знать, если передумаю.
Подмигиваю, и она отходит, напоследок бросив короткий взгляд через плечо.
– Я дам тебе знать, если передумаю… – кривляясь, глухо передразнивает меня капюшон, и, не сдержавшись, стаскиваю его с взъерошенной головы. Тут же удостаиваюсь просто убийственного взгляда.
– Детка, ты что, ревнуешь?
– Нет, просто ты меня бесишь.
Выпрямляется, явно поборов желание снова схватиться за череп, и зверски вгрызается в свой кусок пиццы, то и дело прихлёбывая кофе.
Ему явно становится получше, если судить по тому, как меняется поза и уходит озлобленный на весь мир блеск из глаз.
Часто моргает, морщится, должно быть, линза натирает. Шарит по карманам куртки и вместе с увлажняющими каплями достаёт ещё кое-что. Бархатную коробочку.
– Ты это серьёзно всё? – Вертит её в пальцах и кладёт на стол.
– Абсолютно.
– Но обязательно нужно было устроить цирк, да? Ты бы обоссался, если сделал это без зрителей? И без пафоса, знаешь ли, тоже можно было обойтись.
Вот же вредный говнюк.
Ну хорошо, зараза, затычку в зад я подарю тебе просто так. Без лишнего, мать его, пафоса.
– А ты засмущался, как школьница. Скажешь, нет?
Хмурится в ответ на мою улыбку и снова заталкивает коробочку в карман, явно больше не собираясь комментировать.
– И вообще, сегодня вроде бы как вторник? Ты в курсе, что херово влияешь на мою успеваемость?
– Я вообще на тебя херово влияю.
– И даже не поспоришь, – грустно соглашается Кай и, подозвав официантку, ту самую Катрин, заказывает салат и, мстительно поджав губы, доёбывается до каждого ингредиента, заставляя девчонку бежать на кухню и уточнять рецепт.
После этой маленькой мести успокаивается и всё больше приходит в себя. Настолько, что даже не бурчит, когда я касаюсь его коленки своей под столом. Легонько толкаю её, отвечает пинком по голени, наступаю на ногу и успеваю перехватить взметнувшуюся ладонь у самого плеча, не дав себя шлёпнуть.
– Тебе что, шесть? – Обиженно дует губы, и мне хочется поймать их.
– А тебе?
– Да иди ты.
– Может, сходим вместе?
Рывком освобождает кисть и, выдохнув, придирчиво разглядывает содержимое только что опустившейся на стол тарелки. Вертит её так и эдак, всматривается и всё же решает задать мучающий его вопрос: