Не могу придумать ничего лучше, чем вскочить тоже и вцепиться в рукав его куртки.
– Послушай, я не хотел, не хотел, чтобы так вышло. Я собирался тебе сказать, я, блять, сразу собирался, но… – беспомощно замолкаю и, разжав пальцы, только развожу руками. – Я не знал, как. Не хотел, чтобы тебе снова было больно.
– Да, – согласно кивает на мои слова. – Сейчас мне не больно.
– Кай, просто выслушай меня, ладно? Я боялся, что…
Склоняет голову чуть набок и расплывается в совершенно жуткой, просто карикатурной ухмылке.
– Ты боялся, что твоё ёбаное самолюбие не выдержит, если я снова слечу с катушек. Обо мне ты думал? Хуя с два, Раш.
Обращение неприятно режет слух. Он слишком давно так ко мне не обращался, а сейчас просто по-змеиному шипит, вкладывая в короткое слово всю свою злобу.
И мне нечего ей противопоставить. Нечего сказать в ответ. Совсем нечего.
Не услышит сейчас, не услышит, даже если заорать в голос, даже если приставить к его виску мегафон.
Хочет ли вообще меня слышать?
– Это не так.
Бессмысленное, пустое оправдание. А больше и выдавить нечего. Не поверит, не захочет верить.
Тяжело сглатывает и разворачивается на пятках, становится ко мне спиной.
Первый шаг в сторону двери.
Второй.
Третий.
Четвертый.
Жду. Обернётся? Психанёт? С кулаками набросится?
Не решаюсь даже протянуть руку. Не решаюсь и следом кинуться.
Пусть идёт. Предохранители теперь крепко завинчены. Отчего-то мне кажется, что его больше не сорвёт.
Горбится, накидывает капюшон. Выходит.
Звоном отзывается дверной колокольчик, и я, кажется, навсегда запомню этот звук. Звук, под которым только что вышла из строя какая-то шестерёнка в груди.
Не болит, на части разламывает, треском проходится по каждой кости.
Только сморгнув наваждение, понимаю, что на меня все редкие посетители пялятся. Понимаю и отчего-то назад на своё место падаю, вместо того чтобы следом уйти.
***
Он не возвращается вечером, а я не подрываюсь с дивана, чтобы броситься искать.
Жду.
Жду, когда даст о себе знать, жду, когда позвонит и оттаскает меня на хуях, жду, когда вернётся, чтобы дать мне в зубы.
И отчего-то даже на донышке бутылки забыться не хочется.
Заслужил.
Не ищу его, только вернувшись и обнаружив одну лишь пустоту, а не свои вещи, вышвырнутые из спальни.
Скидываю короткое смс Юджину. Всего одно слово. Один слог.
"Да?"
Смска тут же возвращается звуковым сигналом и тем же коротким словом, только без вопросительного знака.
Хорошо. Значит, присмотрит. Хорошо, что он не слоняется, не пойми где, один. Хорошо, что гнойник наконец-то лопнул, за каких-то несколько дней разросшийся до пугающих размеров.
Я постоянно вспоминаю её, никак не могу отделаться от образа женщины, которую даже не знал.
Страшная рана, безумие во взгляде, яростное, не мне брошенное "НЕНАВИЖУ!"
Навощённое лицо, почти идеальное из-за толстого слоя грима, забранные наверх волосы и тёмное платье.
Мелькает вопрос законности проведённого мероприятия, но тут же отметаю его в сторону. Пусть заявит, если захочет.
Только захочет ли?
Чего вообще он захочет?
Всё гоняю по кругу в голове, от виска к виску хаотичными импульсами, и ничего не делаю. Ухожу. Возвращаюсь. Разглядываю потолок. Жду.
Пусто вокруг становится до зубного скрежета. Не хватает. Привык не один.
Как и не привык разгребать дерьмо своими руками, не Ларри. Не привык и не думал, что сам буду носиться со снятыми мерками, чтобы заказать гроб точно под рост. Что сам буду копаться в истории болезни и выяснять, где похоронена сестра Кая. Как она похоронена. Чтобы рядом, если вдруг он когда-нибудь захочет…
Потираю переносицу пальцами.
Не приходит, но жду.
Жду, и только на третьи сутки, когда я возвращаюсь из студии, натыкаюсь на грязные, сброшенные посреди коридора кеды. И свет, кажется, везде горит.
Уголки губ ползут вверх, но сглатываю улыбку, убираю её с лица и нарочито медленно, стараясь производить как можно больше шума, раздеваюсь, с грохотом зафутболив ботинки в угол.
Прохожу вперёд, к ставшему мне уже родным дивану, ибо совершенно не тянуло спать на кровати в гордом одиночестве, и собираюсь позвать его, как сам появляется в дверях ванной. Держит в руках свою зубную щетку, обогнув меня, как мешающую табуретку, скидывает её в расстёгнутую спортивную сумку, брошенную около диванной спинки.
Кажется мне совсем чужим. Не моей маленькой деткой. Не сукой, которая воткнула мне лезвие в ногу и забиралась сверху, чтобы как следует объездить.
Этого Кайлера я не знаю.
Равнодушный, с холодными пустыми глазами, которые, если не присматриваться, кажутся мёртвыми. Матовыми.
Сглатываю.
– Привет.
Игнорирует. Пропадет в спальне, слышу, как роется в шкафу.
Так, значит, да.
Прохожусь языком по пересохшим губам и прикусываю язык, чтобы не ляпнуть чего лишнего.
– Что ты делаешь?
На этот раз меня удостаивают ответом. Удостаивают холодной, брошенной прямо в рожу рубленой репликой. Равнодушной, как и его осунувшееся лицо с проступившими скулами.
– А на что похоже?
Уходит на кухню, не показывается несколько минут, и я иду следом.
Стоит, склонившись над включенным ноутбуком, и клацает мышкой.
– Поговори со мной.
И, разумеется, даже бровью не ведёт. Полный игнор.
Хорошо. Ладно.
Подхожу ближе и просто закрываю бук, пальцами прижимаю экран к клавиатуре, и он, было дёрнувшись, передумывает. Пожимает плечами и, вытащив блок питания из розетки, отпихивает мою кисть, забирает ноут. Уносит в комнату, всё в ту же сумку.
Белая вытянутая коробка с телефоном валяется посреди кухни. Отчего-то около плиты, не долетела бы, если бы просто спихнул.
И как-то заторможено всё, заморожено внутри. Не чувствую ни тревоги, ни куда более привычной мне злости. Вообще ничего не чувствую, даже понимая, что плохо всё. Плохо, и он планомерно собирает вещи.