— Нормально. Я тоже.
В полутьме он засмеялся, повертывая к ней светлое лицо.
— На ужин опоздали. Придется тебе опять с кулька макароны есть, Ленка Малая. Я принесу.
— Не надо, Панч. Я щас свалюсь там, на кушетку.
— Цыц. Сказал принесу. И разбужу.
Ленка ужасно обрадовалась, что сил возражать не было. А еще она, оказывается, устала быть старшей, устала решать эти свои новые проблемы, такие нерешаемые, да еще за двоих.
В корпусе, где уже был притушен свет и из спален доносились негромкие голоса и смех, она добрела в сортир, вернулась в темную медицинскую, и там повалилась на кушетку. Стащив носки и одну штанину, заснула, как провалилась под лед, кинув на себя угол одеяла.
И проснулась, от запаха соленого огурца. Не поднимая головы, резко открыла глаза, собирая сонные мысли. И тут же зажмурилась, забыв выдохнуть. Валик сидел рядом, за секунду она успела увидеть волосы, обрисованные мягким лунным светом, плечи и блик на скуле. Его бедро прижималось к ленкиному, укрытому одеялом.
«Он сказал, разбудит». И она лежала, с закрытыми глазами, медленно дыша и прислушиваясь. Ждала, сама не понимая, чего именно ждет. За окном глухо шумел ветер, качая ветки, и одна царапала стекло, постукивала в него сухим тонким пальцем. Валик сидел, не двигаясь. А потом наклонился, к ее лицу, она услышала, как дышит, совсем рядом. Стало щекотно скуле, где сдвинулась прядка волос, падая к уху.
Сердце ударило раз и еще раз, и заколотилось, кажется, уже снаружи, между ними. Мешало слышать, но куда же его.
Теплые губы тронули щеку, помедлили и коснулись ее губ, совсем легко, не нажимая. Ленка перестала дышать вовсе. Перед глазами медленно вращались спирали и круги, белые, сверкающие. Утекали вниз, к горлу, и там толкались в ребра, плелись в животе, и снова собирались в мягкий горячий комок. Как еще одно сердце.
Прикосновение губ исчезло и появилось на шее, под волосами, и почти сразу же — на мочке уха.
— Лен, — сказал он теплым шепотом, а губы проговаривали каждый слог, каждую букву, трогая и трогая краешек уха, будто это поцелуи, а может быть, так и было…
— Лен? Ле-на. Ма-ла-я. Лен-ка… Я тут. Спишь?
— Нет, — шепот получился сиплым, и она виновато улыбнулась, прижимая к бокам руки, очень сильно, чтоб не поднялись сами, и не обняли, укладывая на себя сверху.
— Уже не сплю. Пусти.
Он выпрямился, поднял руку, лохматя себе волосы. Выдохнул, так что в груди снова привычно хрипнуло.
— Картошка вот. И огурец. А еще подливка там, и вилка.
— Не в кульке, значит, — попеняла Ленка, садясь и принимая на колени тарелку, — свет надо тебе? А то сидим тут, как заговорщики, вдруг нас застукают.
— Ешь давай, — ласково сказал Панч, — не надо света. Мне не надо.
Он поерзал, отодвигаясь на край кушетки, скинул тапки и сел к стене, обхватывая колени. Ленка согнула ноги, чтоб не мешать.
Молча ела, и после дневных мучений и страхов ей было хорошо, покойно. Был первый день. И тихая медицинская комната, где никого, они вот только. И еще впереди десять дней…Картошка ужасно вкусная, а огурец — с чесноком, как ей нравилось. И самое главное, он ее поцеловал. Она не дура, именно поцеловал, сам. Опять. И это счастье.
Глава 35
В просторном светлом зале было прохладно, казалось, холод идет от белых шелковых штор, подвязанных кружевными бантами. Ленка поерзала, усаживаясь на мягком, сдвинула стул так, чтоб окно было за спиной. Теперь через весь зал с бликующим танцполом ей была видна распахнутая дверь в кухню, там лениво ходили, переговариваясь, женщины в халатах, и мелькнула официантка, которая приняла заказ и ушла, не торопясь, суя блокнот в кармашек фартучка.
— В первый раз, небось, в кабаке, — самодовольно поинтересовался доктор Гена, удобнее усаживаясь, и повернулся боком, крикнул в глубину кухни:
— Девушка! Полчаса уже сидим!
— Почему в первый, — сдержанно ответила Ленка, поправляя волосы, — была уже.
— Хм…
Гена устроил локти на краешке скатерти и стал рассматривать ее, переводя глаза с пышных светлых волос на плечи в полосатом свитерке.
— Ранняя, значит.
Она промолчала. Из кухни шла официантка. Обиженно тащила поднос, уставленный тарелками и блюдечками.
Гена потер руки, принялся переставлять узкую вазочку с потрепанной хризантемкой, металлическую корзинку с граненой солонкой и перечницей, захватанной серыми пятнами. Официантка совала на пустые места тарелки с салатами и горячим — жареной картофельной стружкой и мясом, политым коричневой жижей. Но, принюхалась Ленка, пахло вкусно, даже очень. И виновато захотела есть.