Хотелось бы еще сказать о, хотя бы некоторых, перспективах научного строительства в области языковедения.
В многоязычной стране, где двуязычие, т.е. свободное пользование наряду с родным еще и литературным русским языком, представляет ни с какой стороны не исключительный факт, проблема двуязычия в лингвистическом плане, и притом в живом плане современности, казалось бы, выдвигается сама собою. Нельзя не считать великим упущением поэтому, что, много говоря о смешанном характере языков вслед за акад. Н.Я. Марром, советские лингвисты, к сожалению, почти не интересуются тем кругом конкретных вопросов, который прямо связан с этой проблемой.
Как формируется и как отлагается в речи ребенка двуязычие? Какое именно двуязычие (т.е. прежде всего применительно к типам языков)? Каковы формы двуязычия в семье? Какой вид приобретает оно при живом общении и при воздействии школы? и т.д., и т.п. Смешанный характер всех языков мира не подлежит никакому сомнению, и страстная защита Марром этого положения вполне оправдана. Но при огромном его опыте в этом отношении и таком замечательном объекте наблюдения, как прекрасно известный ему Кавказ (хотя бы уже с его «горою языков» – Дагестаном), Марр не успел поставить своих общих положений исторического порядка на твердую почву строго организованного, научно систематизированного описания фактов. Марр не сделал этого, может быть, и потому, что, спеша с обобщениями за увлекавшими его перспективами проникнуть в глубокую древность языков, он, как исключительный полиглот и человек громадного непосредственного опыта, не находил эту работу для себя нужной. Мы должны, однако, научной интуиции даже очень большого знатока противопоставить нечто прочное, ощутимое, доказанное и проверенное. Это сделать нужно и можно. В нашем распоряжении почти исключительно, и то собственно весьма небольшой опыт, относящийся к языкам индоевропейской системы. Этого явно недостаточно. Нужен материал несравненно больший.
Нужно и можно на твердую почву наблюдений поставить также и то, что относится к тенденциям сближения живых языков между собою. Замечу попутно, что я не вижу оснований для тех критических замечаний, которые А.С. Чикобава делает по поводу тезиса Марра, что «человечество, идя к единству хозяйства и внеклассовой общественности, не может не принять искусственных мер, научно проработанных, к ускорению этого широкого процесса». «Искусственные меры» – не обязательно «насилие», как представляется критику.
Без сомнения, А.С. Чикобава известно не менее других, что нет не искусственных литературных языков, что организация их и осуществление в жизни народов предполагают очень сильные моменты сознательного вмешательства и что школа (можно ли ее отнести к средствам насилия?) – прямое условие их внедрения в массы. Можно с большою вероятностью предположить и то, что в высококультурной бесклассовой среде, которую будет представлять коммунистическое общество, сознательная сторона культурно-общественных процессов будет намного выше того, что мы наблюдаем сейчас.
Исключительное значение с материалистических позиций, – и в этом отношении, кажется, нет расхождения мнений, – имеют судьбы лексикологии и теснейшим образом связанной с нею лексикографии. Несправедливо было бы недооценивать те большие успехи нашей науки в последней области, которые полностью относятся именно к ее советскому периоду.
Но все эти успехи представляются все-таки недостаточными для размаха социалистического строительства нашего времени в огромной стране с ее непрерывно растущими научными силами.
«Словарь современного русского литературного языка» Академии наук СССР имеет большие достоинства, но это пока только две первые буквы. Еще нет Украинско-русского словаря Академии наук УССР; нет академического словаря ни Белорусско-русского, ни Русско-белорусского и т.д. Не сделан (не приведен к печатному виду) ни Русский исторический, ни Украинский исторический словари и т.д., и т.д.
В теоретическом аспекте борьба с ошибками и злонамеренными извращениями не должна вестись одними декларациями. Советским языковедам обязательно нужно в области их специальности показать силу метода диалектического материализма, данного им в руки (его сила в других областях давно доказана могучими результатами), а это требует, конечно, и больших знаний, и творческой мысли, и внимания к множеству фактов, среди них – и к «мелочам».
Одно из первых условий процветания лингвистической науки заключается прежде всего и более всего в обращении не к палеонтологии речи, научной дисциплине, имеющей свои права на внимание (но на внимание несравненно меньшее, чем она занимала до сих пор), а к вопросам живых языков. В Советском Союзе, стране многочисленных равноправных народов, конечно, есть чем заняться, есть на чем совершенствовать метод. Научная теория свою проверку и оправдание должна получить в практике.