Но неожиданно случилось так, что он оказался на виду. Любезная Ветта приехала в Бирабию вслед за Медом, и если повсюду ее представляли как секретаря принца, то никто не сомневался в ее более интимной роли в жизни Меда. А языки, разумеется, делали свое дело.
Король, телохранители которого имели уши, узнал с их слов о назревающем скандале. Он решил действовать, позвал сына и приказал ему жениться не позже, чем через шесть месяцев, на одной из бирабийских герцогинь. Мед легко согласился: женитьба почти ни к чему не обязывала: Ветта его любит, она не обидится.
Замечателен финал, на который хорошо реагирует женщина! Когда принц объявил Ветте о намерении жениться, парижанка возмутилась: он потерял разум, забыл все, чем он ей обязан, идет у монарха на поводу, позволяя поступать с ним, как с мальчишкой! Напомнив ему об их взаимной любви, она сказала, что никогда не смирится, что скорее убьет его, а затем покончит с собой.
Услышав это, Галауд почувствовал себя менее готовым к вступлению в брак. По случайному совпадению, как раз в это время король Англии, презрев почести и трон, отрекся от престола, чтобы жениться на прелестной простолюдинке, совсем недавно разведенной. «Почему, — возмущалась Ветта, — почему, если принцу хочется жениться, не вступать в брак со своей секретаршей? Этот жест закрепил бы счастливый союз и стал актом большой политики. Таким образом, Галауд накануне серьезных волнений продемонстрировал бы, что он отмежевался от королевской семьи. Он дал бы левым партиям самое яркое и самое конкретное свидетельство своей преданности делу демократии».
…Небольшой замок в провинции с сотней гектаров земель и лесов, драгоценности и гарем, скупо сокращенный до семи женщин (между прочим, молодых и прекрасных), — таково было жалкое приданое, которое Мед получил от короля наряду с колкими замечаниями и расплывчатым благословением.
Но народ аплодировал принцу, и левые провозгласили его своим кандидатом на престол. А накануне мятежа руководители движения посоветовали Галауду покинуть страну. Так как он знает Париж, пусть он там и обоснуется. Поскольку республика была провозглашена, он будет представлять во французской столице Бирабию, а затем вернется как глава ее правительства.
Король, который больше не надеялся на сына, вовсе не возражал против отъезда. И младший сын короля отправился во Францию. С ним отправилась его супруга, около тридцати чемоданов и гарем в полном составе.
И Мед, и Ветта казались довольными: ничто так не удручало их, как монотонное существование, ничто так не радовало, как сулящие развлечения, перемены. В этом одинаковы уроженцы Бирабии и Франции…
Месяц спустя после падения трона либералы полностью захватили власть. Они стали распоряжаться банками и внешней торговлей. Менее полезные среди них заняли посольства. И хотя они вели себя, как и любые господа, народ аплодировал в их лице чудесным избавителям от монархии.
Через три месяца возникла новая партия. Принципиально враждебная той, которая захватила власть, она объединила сторонников королевской власти и сомневающуюся массу.
Между тем, в городе удовольствий, благодаря неограниченным субсидиям, Мед и Ветта жили восхитительно легко. Фонды, которые вручала ежемесячно бирабийская дипломатическая миссия, позволяли им вести королевский образ жизни. Они сняли в квартале Отей шикарный особняк в цветущем саду да еще с аллеей грабов. Вокруг дома возвышалась высокая и мощная стена.
Ветта и Мед много принимали, еще больше выезжали в свет. Тайна, парящая над гаремом, возбуждала любопытство.
Однако с народами происходит то же самое, что и с личностями. Руководили новой бирабийской партией перебежчики из либералов, которые не получили теплых местечек. И дела приняли драматический оборот. Начались покушения, возмущения: через восемь месяцев после отречения от престола короля униженные, опозоренные, оскорбленные либералы были выдворены из правительства. Революция продолжалась самым непредсказуемым образом.
Но пролитая кровь, руины не волновали принца. Он жил далеко от Бирабии; он не любил толпу и дружил с теми, кому не грозила опасность. Кроме того, он был облечен доверием своего народа. Однако ему пришлось задуматься над событиями: изгнание либералов изменило его положение. Новый посол Бирабии в Париже прекратил платежи, дерзкие бирабийские анархисты предупредили Меда, что они его убьют. Слава богу! Французская полиция всегда на страже великих мира сего: он продолжал жить.