– Это секретно, но, думаю, ты сохранишь это в тайне. Михаил Андреевич, он озвучил, хотя, скорее всего, это кто-то из его подчиненных отличился.
Суслов. Самый главный идеолог Советского Союза, который имеет отношение ко всем сферам деятельности, поскольку идеология – вещь эфемерная, которую в штуках и тоннах не измерить. Я быстро покопался в памяти «моего» Орехова, потом напряг свои мозговые извилины, но никаких особых достижений на идеологическом направлении в брежневские годы не вспомнил. Скучные лекторы, которых ещё Рязанов в «Карнавальной ночи» высмеивал, никакой фантазии, многочасовой бубнеж с обширными цитатами из сборников речей на съездах и пленумах, обязательные отсылки к творчеству классиков марксизма-ленинизма везде, где только можно. В общем, Суслов – это человек, который напрочь завалил порученное ему направление. А в дело Якира он, видимо, полез, чтобы присосаться к чужим заслугам, но последствий не просчитал, да и будущего он знать не мог. А с позиций дня сегодняшнего идея с публичным раскаянием Якира выглядит даже красиво – не зря ему удалось протолкнуть её через Политбюро.
– Сохраню, конечно, Юрий Владимирович, – сказал я и аккуратно подтолкнул своё удостоверение к нему.
Андропов посмотрел на мою манипуляцию и в свою очередь тяжело вздохнул.
– Наверное, этот полковник Чепак всё же был прав... надо будет с ним познакомиться, как на Украине буду, – сказал он. – Спрашивай.
Не знаю, как он догадался, что мне что-то интересно, но упускать такой случай не стал.
– Какого результата вы ждете от расследования деятельности Петра Якира?
***
И снова молчание. Я посмотрел на несчастных женщин, которые превратились в соляные столбы, и подумал, что было бы милосердно отпустить их в подсобки. Всё равно никто из свиты Андропова ничего не заказывал – и, на мой взгляд, совершенно напрасно. С их помощью эта столовая могла за сегодня выполнить солидную долю месячного плана.
– Тебе нужна ясность, Виктор, ты не хочешь просто выполнить приказ, как положено по присяге?
– Да, я хотел бы понимать, что вы понимаете под нашей победой, Юрий Владимирович, – твердо сказал я. – Повторюсь. Если нужен процесс, назначьте на группу кого угодно, любой из наших следователей с этим справится. Проведут необходимые допросы, закажут нужные экспертизы, опросят свидетелей, докажут вину подследственных, передадут дело в суд и тут же выбросят его из головы. Я так не могу. Мне даже не важно, чтобы тот же Якир обязательно сел в тюрьму, я не кровожадный маньяк. Мне важно, чтобы наши диссиденты не смогли придумать методику противодействия нашим действиям, важно всегда опережать их, чтобы они играли по нашим правилам, а не мы по их. Я уверен, что если сейчас мы дадим слабину, нам всё равно придется закручивать гайки, но мы опоздаем на несколько лет, а эти годы окажутся решающими. К тому времени даже моё предложение по иноагентам будет неактуальным, эти нормы надо внедрять сейчас, пока ещё не слишком поздно.
– Почему ты так убежден в своей правоте? – спросил Андропов.
«Потому что я из будущего, где всё произошло именно так».
– Это же очевидно, Юрий Владимирович, – сказал я. – Мы бегаем за диссидентами по огромному полю, пытаемся поймать, они уворачиваются, отбегают подальше, кидаются какашками, дразнятся – вот мол, какие неумехи косорукие, ничего вы нам не сделаете... А мы обязаны все эти салочки прекратить, показать настоящие красные флажки, за которые выходить нельзя, потому что там бьют в полную силу.
– И чем это будет отличать от того, о чем пишет писатель Солженицын? – мрачно поинтересовался он.
– Результатом. Тем результатом, который нам нужен. И я не собираюсь делать ничего подобного. Всё будет в рамках закона, но без прежних шуток. Я хочу показать им, что с ними будут обращаться, как со взрослыми преступниками.
– И ты гарантируешь такой результат? – в голосе Андропова явно слышался плохо скрытый скепсис.
– Знаете, Остап Бендер говорил, что стопроцентную гарантию дает только страховой полис, – я криво улыбнулся. – Он, конечно, был ещё тем мошенником, да и в этом утверждении ошибался, но в чем-то я с ним согласен. Нет, Юрий Владимирович, я не могу ничего гарантировать – кроме того, что приложу все свои силы. Я уверен в успехе, но как раз мне нужны гарантии того, что в самый разгар следствия не будет принято некое решение, которое сведет все усилия следственной бригады на нет. [2]