Конечно, основной поток в отделениях ЗАГСа по всей стране ожидался в субботу, а сейчас, в пятницу, да ещё и в самом конце рабочего дня, тут было очень пустынно. К тому же мы просили не устраивать нам пышную церемонию, на что регистраторша легко согласилась – правда, после понимающего взгляда на живот Татьяны, сейчас скрытый тем самым балахончиком. Но в четыре часа пополудни начались странные обряды, которых, видимо, избежать было невозможно в любом случае.
Татьяна со Светланой ушли в комнату налево, мы с Максом – направо. Ничего тайного там не было – мы проверили правильно заполнения свидетельства о браке и штампов в наших паспортах, расписались в нужных местах и в больших книгах, которые и были актами регистрации состояния граждан.
Потом мы встретились с девушками в коридоре у огромных распахнутых дверей в торжественный зал, прослушали «Свадебный марш» Феликса Мендельсона, который специально для нас проиграли с пластинки-сорокапятки на старомодном проигрывателе – оркестр тут, как оказалось, собирался только по субботам – и рука об руку прошли по красной дорожке к подиуму, на котором стояла уже знакомая нам с Татьяной регистраторша. Сейчас она называлась «исполнитель обряда».
– Рады приветствовать дорогих гостей в этом зале! В добрый час вы подали друг другу руки. Под мирным небом нашей Родины советский народ, руководимый партией Ленина, светлой дорогой идет в коммунистическое грядущее. Вы – дети нашего народа, его надежда и будущее, сегодня вступаете в брачный союз. В прошлом остаются годы юности, впереди — ответственная пора семейной жизни, – она забавно покосилась на живот Татьяны. – Исполняя высокий общественный долг, как представитель государства прошу ответить: Готовы ли вы, Татьяна, всю жизнь быть верной подругой Виктора?
– Да, – с достоинством ответила она.
– Готовы ли вы, Виктор, всю жизнь быть верным другом Татьяны?
Я собрался с духом.
– Да.
– Примите эти обручальные кольца как символ вашей семейной верности и единства. Обручитесь ими.
Я не знал, кто писал этим «исполнителям обрядов» их речи, но ещё в своей предыдущей жизни испытывал настоящий испанский стыд, когда также стоял в зале ЗАГСа и слушал эту обращенную ко мне ахинею. Конечно, там уже не было ни слова про советский народ, партию Ленина или коммунистическое грядущее – какое грядущее, когда кругом капитализм и неизвестно, что принесет завтрашний день. Но сейчас это обязательные реверансы правящей идеологии, и хорошо, что они относительно лаконичные, а не как в комедии Рязанова – «коротенько, минут на сорок».
Мы обменялись кольцами – их нам отдала мать Татьяны; Нина Павловна рассказывала, что эти кольца они покупали с первым мужем ещё до войны, и называла чудом, что они сохранились в то лихое время. Кольца, правда, были нам чуточку великоваты, но этот недостаток всегда можно было исправить в ближайшей ювелирной мастерской, до которой мы пока не дошли.
Потом ещё раз пришлось что-то подписывать – сначала нам с Татьяной, а затем и Максу со Светланой. Мы выдержали перечисление наших имен и уверение, что отныне мы – продолжатели рода своего во имя блага государства, личного счастья и бессмертия советского народа. Выдержали и гимн Советского Союза – впрочем, эта музыка была много лучше слегка навязчивого марша немецкого композитора.
Но всё заканчивается, и хорошее, и плохое. И я как-то вполуха слушал слова исполнительницы обряда:
– Вы, Виктор, уважайте Татьяну как друга верного, берегите ее как мать ваших будущих детей. Наше советское общество возлагает на вас обоих обязанность — вырастить их честными и чуткими людьми, трудолюбивыми и мужественными гражданами...
Я всё равно собирался поступать именно так.
А потом меня ждал сюрприз – оказалось, что семья Татьяны сняла расположенное неподалеку кафе, так что вместо возвращения домой нам пришлось ещё пару часов сидеть в душном зале и слушать славословия в наш адрес.
Но и это закончилось – хотя Евгений-старший настойчиво намекал, что было бы неплохо продолжить банкет ещё и завтра, на квартире родителей Татьяны, но от этого праздника жизни нам удалось отвертеться.