Ту же Горбаневскую начали таскать лишь после того, как стало известно, что она успела составить документальную книгу о демонстрации на Красной площади и передала её на Запад. Коллеги отреагировали с опозданием, так что воспрепятствовать публикации этих откровений борцов за всё хорошее не смогли. Но Горбаневскую тогда законопатили надолго – она провела год в изоляторе, а потом ещё год – в психушке. Вышла не так давно, уже в этом году, и пока что зализывала старые раны. Её мы тоже пригласили к себе, но я был уверен, что эта прожженная антисоветчица на дешевые фокусы не купится и никаких фамилий не назовет, даже самых известных.
Но нам могло хватить и гражданки Баевой. Нужно было провести ещё допрос дочери Якира и его зятя, известного барда Юлия Кима – скорее всего, без последствий для них, но пусть переживают. Ещё можно было побеспокоить супругу Якира, о ней у меня тоже сложилось не самое лестное мнение, и её показания могли быть полезны. В общем, фронт работ был понятен, а мои опасения насчет следователей были напрасными – если и Трофимов себя проявит с хорошей стороны, то у Алидина появится серьезная дилемма, кого из них делать начальником следственного отдела. Впрочем, здоровая конкуренция шла делу только на пользу.
Я в эту рутину влезать не собирался. Контролировать, почитывать показания, указывать на недочеты и мягко направлять в нужную сторону – да, этим придется заниматься, чтобы не пустить порученное дело на самотек. Но и сидеть над душой у подчиненных было бессмысленно. С тем же Бардиным мы были в одном звании, а опыт у него в деле борьбы с антисоветчиками был как бы не больше, чем у меня и «моего» Орехова вместе взятых. Он и этот мой визит воспринял, кажется, с легким недовольством, но я сослался на недостаток знаний в следственных делах, и он это проглотил. Но такое срабатывало всего один раз.
Впрочем, из всех возможных свидетелей, которых предполагалось привлечь по этому делу, меня привлекали только некоторые. В первую очередь это был Анатолий Якобсон – я всё ещё не мог простить ему то, что он втянул Ирину Гривнину в попытку моей вербовки. Ну а во вторую – Виктор Красин, у которого я хотел узнать ещё и подробности финансовых схем, которые проворачивали диссиденты под носом у советских органов. Причем я был уверен, что Красин поплывет уже после первых допросов, к тому же у меня было разрешение на его арест – пусть и по семидесятой статье. Ну а памятуя о том, как он на пару с Якиром «пел» нужные Комитету песни, я надеялся сломать его без лишней крови и не слишком переступая закон.
***
Лёшкин список я тасовал и так, и эдак, пытаясь свести к минимуму вероятность того, что нужным человеком окажется третья женщина. Я расставил их по алфавиту, потом пару раз поменял местами, потом начал отсортировал по первым цифрам телефонов... И всё равно две первые встречи прошли впустую – они ничем не смогли мне помочь. Почерк не узнали, знакомых, которые жили в Хамовниках или на Соколе, у них не было – всё же эта клака не являлась единым организмом, многие её представительницы и не подозревали о существовании друг друга.
И на последнюю встречу я направлялся с некоторой опаской – вдруг и это пустышка, вдруг придется снова идти на поклон к Лёшке и всё-таки отдавать ему заветные контрамарки? Впрочем, я был готов к такому исходу, так что в итоге ничего не терял – было жаль лишь времени, которое приходилось тратить на какую-то ерунду.
Женщинам я сразу представлялся по полной программе – майор такой-то, управление КГБ по Москве и области, но встреча частная и без последствий. Соглашались приехать в назначенное время они почему-то легко – и лишь после второй встречи я понял, что их объединяет. Обе эти женщины бальзаковского возраста были в разводе, но явно не оставили попытки устроить личную жизнь, и лишь мой возраст оказывался защитой от их устремлений – они совсем не ожидали встретить майора двадцати восьми лет, надеясь на кого-то постарше. Видимо, вроде того же Бардина, который майорские звезды заработал только к сороковнику.
Третья женщина – её звали Зинаида Степановна – тоже легко пошла на контакт и даже сама предложила место встречи. Из Конторы я сбежал после обеда, до пяти успел побеседовать с предыдущими контактами от Лёшки, так что шесть вечера в сквере у Большого меня вполне устроили. Я даже успел забежать обратно в управление и перекусить в столовой – она, правда, уже закрывалась, но нераспроданные булочки и остывший кофе у буфетчицы нашлись.