– Извините, но это не его уровень, – перебил я его. – Поэтому и хочу понять, откуда исходит эта идиотская инициатива. Если из Комитета или, допустим, из секретариата ЦК, я завтра же напишу письмо в Политбюро, чтобы этому инициативному товарищу дали по шапке. Такие вещи надо пресекать на корню.
Я даже не успел договорить свою речь, как по виду Денисова понял, что писать никуда не надо, потому что бессмысленно. Это не Бобков и не Андропов, и не люди со Старой площади, которые, возможно, были даже не в курсе того, как развивается расследование дела Якира.
– Политбюро? – спросил я.
Денисов кивнул.
– Согласованное решение.
Это было очень, очень плохо. Мало кто знал, что в нынешнем Политбюро ЦК КПСС имелось множество точек зрения по любому вопросу, который там рассматривался, но в итоге меньшинство соглашалось с большинством и на белый свет появлялось то самое согласованное решение, обязательное к исполнению не только членами партии, но и беспартийными. Я про это читал в будущем и оттуда же знал, что невозможно узнать, кто был против, чтобы попробовать пробить монолитную стену, хотя шанс на это всё равно мизерный. Да и вообще, отменить это решение возможно только в одном случае – если снова вынести вопрос на заседание Политбюро, но предоставить явные доказательства того, что произошла чудовищная ошибка. Таких аппаратных возможностей у меня не было.
– Юрий Владимирович, сейчас я не матерюсь только из уважения к вам, – сказал я. – Но хочу, чтобы вы знали – это решение даже не ошибка, это настоящее преступление против страны и советского народа. Тот, кто это придумал – настоящий враг СССР, и очень плохо, что он пробрался на самый верх...
– Ты говори-говори, но не заговаривайся! – прикрикнул Денисов.
Он вскочил со стула, но не стал перемещаться на своё кресло, а оперся о спинку и смотрел на меня сверху – видимо, обозначал разницу в наших должностях.
– Это правда, Юрий Владимирович, – устало сказал я. – Знаете, что будет дальше?
– Что?
– Мы выпотрошим Якира полностью, арестуем по его наводке нескольких человек, это будет болезненно для антисоветского движения, но не слишком, они быстро оправятся. И нам надо будет начинать всё заново, только без такого источника информации, каким сейчас является Якир.
– Почему это?
– Его запишут в предатели, – пояснил я. – Даже его дочь запишет отца в предатели. А с предателями они поступают... Помните, я вам говорил, что диссиденты хотят быть похожими на большевиков царского времени? Я тогда был не прав. Они берут пример с нелегальных революционеров девятнадцатого века... даже не с «Земли и воли», а с «Народной воли». До убийств, надеюсь, дело не дойдет, но, думаю, историю со студентом Иваном Ивановым, которого Нечаев заподозрил в предательстве и убил, они знают. Они же все историки, изучали, наверное, – я усмехнулся. – В общем, если Якир проделает всё, что от него требуют, он сразу выпадет из их системы.
– Так ты всё равно хотел его посадить, – напомнил Денисов. – Что совой о пень, что пнём о сову... На мой взгляд, одно и то же.
– Не совсем, – сказал я. – Если мы его посадим, он останется одним из них. Будет получать и писать письма из тюрьмы и ссылки, с кем-то общаться... В общем, мы будем в курсе, что происходит, даже если Якир откажется от дальнейшего сотрудничества. Да и фактор времени играет роль – если десяток самых активных антисоветчиков окажется вне игры, это даст нам возможность, не торопясь, разобраться со всякой мелочью. Тот же Якир выйдет на выжженное поле, это я вам гарантирую. Но только в том случае, если не будет вот этих игр, которые нужны непонятно кому... что хоть хотят доказать этими пресс-конференциями? Что мы белые и пушистые? Всё равно нам никто не поверит. Не хотел напоминать... но процессы тридцатых над троцкистами были очень открытыми, в газетах про них писали много, а чем всё закончилось? Иностранцы посмотрели, покивали, а потом начали раскручивать эту тему, как большевицкое беззаконие. И наши диссиденты им в этом активно помогают. Баловство всё это, не даст оно нужного результата, а навредить может сильно.
Денисов молчал несколько минут. Я видел, что он о чем-то напряженно думал, и не мешал ему собираться с мыслями.
– А ты заматерел, Виктор, – наконец сказал он. – Украина тебя так поменяла, что ли? Раньше ты попроще был, на приказы правильно реагировал. А сейчас что?