– Что, Юрий Владимирович? – с готовностью спросил я.
– А сейчас тебе приказ с самого высокого верха спускают, а ты тут весь извертелся – и придумали это идиоты, и сам приказ дурацкий, и вред будет... И говоришь так гладко, с экскурсами в историю, с примерами... Нет, изменился, изменился...
Плохо, что Денисов знал «моего» Орехова, как облупленного. Но хорошо, что теперь все изменения можно было списать на командировку в Сумы. Правда, я почему-то был уверен, что оправдываться мне не придется – изменения в моем характере и подходе к делу помогали самому полковнику доказать, что он находится на своем месте и достоин большего, раз умудрился воспитать такого классного подчиненного. Ну а большее – оно всегда враг истины. Перспектива генеральских погон вполне может заменить шоры.
– Юрий Владимирович, мне нужно знать, есть ли шанс на то, что это решение будет отменено? – жестко спросил я.
И снова заработал долгий, тяжелый взгляд своего начальника.
– Нет, – сказал он. – Ни единого шанса. Там, – он сделал глубокомысленную паузу, но пальцем в потолок тыкать не стал, – не любят признавать свои ошибки. Поэтому исходим из того, что после суда Якир выйдет на свободу.
– Понимаю, Юрий Владимирович, – я кивнул. – Но я такие приказы выполнять не могу. Разрешите быть свободным?
Я не стал ждать, пока он ответит. Поднялся, встал по стойке «смирно», достал из кармана удостоверение, положил его на стол, развернулся кругом и почти строевым шагом проследовал к выходу. Денисов меня не остановил.
Да, в любой организации есть правила, и в Комитете тоже. Отказываясь выполнять приказ такого уровня, будь готов уволиться моментально, без выходного пособия и права на заход в свой кабинет, где могли остаться какие-то дорогие сердцу сувениры, да и ещё и ожидать каких-то проблем в дальнейшей жизни. Когда Денисов подтвердил, что инициатива исходит из Политбюро, я понял, что момент истины настал и что мне придется принимать то решение, которое мне принимать не хотелось. Но сейчас я его принял – и на душе у меня почему-то было очень спокойно. Я спустился на первый этаж и вышел на улицу Дзержинского. [2]
[1] Напоминаю, что Александром я назвал помощника полковника Денисова.
[2] Чтобы не было разночтений. Такое предложение Якиру и Красину действительно сделали – но после года следствия и, соответственно, года нахождения обоих в СИЗО. К тому времени они уже смирились со своей участью, к тому же Красин очень боялся, что вместо 70-й статьи ему предъявят обвинение по 64-й и потом расстреляют – так что согласие на спектакль для иностранных корреспондентов было получено очень быстро. Говорил с ними сам Андропов, он давал гарантии, что в тюрьме они не засидятся. Ну а про то, что потом Якир с Красиным стали изгоями в среде диссидентов, я уже упоминал.
Глава 18. «Святое может статься пошлым»
Татьяна всё же была очень разумной женщиной, которая вполне разбиралась в вещах обыденных, хотя часто смотрела на них сквозь призму своего артистического настоящего. Во всяком случае, никакого скандала мои слова о том, что я положил удостоверение на стол, не вызвали – она лишь уточнила, что означает «положить удостоверение» и удовлетворилась моим косноязычным объяснением.
Впрочем, я и сам толком не знал, что это значит. Красивый жест, пожалуй, не более того. Формально я всё ещё числился сотрудником Комитета, на мне висели различные должностные обязанности, и чтобы окончательно разорвать отношения с нашей организацией я должен проделать несколько скучных вещей – например, написать рапорт на увольнение, получить на нём подпись Денисова и Алидина, отнести его в отдел кадров, взять там обходной лист... В общем, эти процедуры мало чем отличались от тех, которые выполняет при увольнении какой-нибудь дворник.
Правда, мой случай всё же не был обычным. Например, никто не даст мне «на выход» очередное звание – как бы предыдущих не лишили, учитывая мой способ увольнения. Было немного обидно за стаж – с учетом службы «моего» Орехова в погранвойсках и его учебы в школе КГБ мне оставалось около двух лет до первого льготного срока. Но тут я ничего не мог поделать. [1]