Annotation
"... Замуж, значит. Нет уж, не пойду! У меня слишком много вопросов к этому миру. Например, до жути интересно, кто же мои родители? Почему меня подкинули в человеческую деревню, а не в эльфийскую общину? Как правильно пользоваться способностями, дарованными мне от рождения? И это лишь список самых важных. Еще хотелось посетить те эльфийские подземные города, о которых так часто пишут в трудах по истории, хотелось увидеть ту огнедышащую гору, которую с таким восторгом и трепетом описывал в своих заметках путешественник. В общем, хотелось путешествовать, учиться, дышать полной грудью..."
Белинская Полина
Белинская Полина
Дитя четырех ветров
Часть первая. Чужачка.
Свет с трудом проникает через маленькое окошко под самым потолком погреба, образуя в середине желтую лужицу. Пахнет гнилью и сыростью, еще немного влажной землей. Пол и стены источают холод, а с низкого потолка сыплется земля, как только кто-то проходит по полу избы. Я по привычке забилась в угол, обхватив острые коленки тонкими до безобразия руками. Длинные кончики ушей выпирали из растрепанных длинных волос. Уши, особенно чувствительные к перепаду температур, постоянно мерзли. Темно-каштановыми грязными сосульками свисали почти до пола мерзкие волосы, которые при таком образе жизни давно стоило бы обстричь, но я настолько не хозяйка собственной жизни, что даже такое решение принять не могу. Лицо я спрятала на коленях. Сосредоточившись, чувствовала, как спина мерно поднимается и опускается в такт дыханию.
Однако долго сохранять видимость спокойствия мне не удалось. Всего несколько минут я дышала ровно, но затем по тощему телу пробежала ледяная дрожь, дыхание сбилось, пальцы побелели от силы, с которой я вцепилась в собственные коленки. Холод не давал мне сосредоточиться. Не сказать, чтобы я тяжело его переносила, но отсутствие нормальной еды несколько дней подряд и протертое почти до дыр платье не способствуют согреванию.
Готовлюсь провести в холодном подвале самое меньшее - сутки. За очередную попытку к бегству меньше недели под "домашним арестом" тетка дать не могла. И далась я ей...
Мои размышления прервало тяжелое шлепанье растоптанных туфель тетки по деревянной лестнице. Каждое ее движение хлипкая конструкция сопровождала жалобными всхлипами и стонами. Удивительно, что сколоченная наспех из необтесанных досок лестница вообще не развалилась за столько лет.
Марфа втиснулась в узкий дверной проем подвала боком, втягивая живот. Грузная, похожая на зажравшуюся свинью, с красным лицом и носом-картошкой, маленькими черными глазками и жирными щеками, похожими на огромные наливные яблоки, правда, подгнившие и морщинистые. Волосы она всегда покрывала платком так туго, что ни одна прядь ни разу не оказывалась на виду. Подозреваю, что если у нее вообще есть волосы, то они отвратительны.
Я поднялась, как только эта туша остановилась напротив меня. Тетка вытерла блестящие от жира руки о грязный передник и перебрала толстыми, короткими пальцами несколько юбок разной длины и цвета. Рубашка сильно жала ей в груди, так что видны были крупные соски, а толстый живот, на который с удивлением оглядывались деревенские мужики, был так туго подпоясан рваным красным кушаком, что дышала тетка с трудом и к концу дня обычно зеленела. Я каждый раз надеюсь, что она не доживет до вечера и задохнется, но ничего подобного не происходит уже семнадцать лет подряд.
- У, сука, отрастила космы! - голос тетки резал, как пила по сухому дереву. Мерзкая баба протянула свои руки и прежде, чем я успела увернуться, схватила меня за жирные волосы.
Голову пронзила резкая боль, из моих глаз брызнули слезы. Я инстинктивно попыталась убрать жирные пальцы от своей головы, но сил не хватило. Тетка притянула меня к себе, я запнулась и свалилась на колени, оказавшись перед этой свиньей в совсем уж унизительной позе. Ее грабля по-прежнему вцеплялась в клок моих волос, и мне казалось, что она вот-вот выдерет его. Но тетка задрала мою голову, замахнулась и отвесила мне сильную пощечину, выбив из глаз еще больше соленой влаги. Я зашипела, заваливаясь направо, но вцепившаяся в волосы рука не дала мне упасть. Намотав мои блестящие от жира волосы на руку, тетка потащила меня влево, припечатывая к земляной стене.
Я не смогла сдержать глухого стона: удар вышиб воздух из груди, но вместе с тем стена приятно охлаждала разгоряченное пощечиной и слезами лицо.
- Змеища подколодная! - прошипела тетка так, что у меня возникли сомнения по поводу того, кто из нас двоих ползучая гадина.
Марфа, наконец, выпустила из руки волосы, несколько длинных волосин повисли на грязном рукаве белой рубашки. Она принялась стряхивать их на пол, а я так и осталась стоять, не позволяя себе со стоном осесть на землю. Не дождется, жирная тварь!
Пока тетка отряхивалась, я пыталась решить, что доставляет мне больше дискомфорта: синяки или уязвленная гордость. Я, чистокровная эльфийка, пусть и дочь неизвестных родителей, прозябаю здесь, в человеческой деревне, да еще и терплю побои от какой-то бабы, возомнившей себя здесь хозяйкой!
Злость кипела, заглушая жар в щеке, боль в затылке и ноющий бок, так что, когда Марфа приблизила свою харю к моему лицу, намереваясь отдать очередной приказ, я, собрав густую слюну, плюнула ей в лицо и не хуже, чем она сама минуту назад, прошипела:
- Да пошла ты!
Конечно, после этого град ударов сначала руками, а затем и ногами, свалил меня на землю. Я прикрывала руками виски и затылок, не слишком переживая за все остальное: практика показала, что кости мои несколько крепче человеческих, и побои тетки ни разу не приносили мне ощутимого вреда, что злило ее еще сильнее.
Я еле успевала вдыхать, чувствуя боль то в спине, то в животе. Тетка то снова порывалась схватить меня за волосы и куда-то тащить, то хотела приложить головой об пол, то с дикими бранными воплями принималась пинать ногами. Тело быстро превращалось в сплошной болевой ком, я чувствовала себя подушкой для игл, насквозь истыканной ненавистными мне железками.
Я не поняла, в какой момент все прекратилось: боль все еще заполняла мое сознание, когда вопль тетки над самым ухом, в которое она перед этим вцепилась грязными, обгрызенными ногтями, заставил стадо ледяных мурашек пробежаться по спине.
- Два дня на воде посидишь - одумаешься, паршивка! - вопила тетка так, что я всерьез начала опасаться за собственный слух.
Дверь хлопнула, а я все еще лежала на полу, чувствуя полное моральное удовлетворение. "Уроки", которые еженедельно устраивала мне тетка, ни разу не остались безнаказанными. Я всегда умудрялась расцарапать ее до крови или укусить, или оставить на лице огромный синяк. Сегодня, наконец, я решилась плюнуть в это рыло!
Именно с этой мыслью сознание покинуло меня.
Очнулась в кромешной темноте, и только по точкам звезд, подмигивавших из того же маленького окошка, поняла, что до сих пор нахожусь в подвале. Предаваться воспоминаниям о том, что со мной случилось несколько часов назад, совершенно не хотелось.
Тело затекло, но я медленными движениями размялась, поднялась на дрожащие ноги. Судя по ощущениям, мое тело - один большой синяк. В темноте особенно не проверишь, но болит ужасно... Однако, пройтись по месту временного заключения, которое стало почти родным, все-таки надо, хотя бы для того, чтобы не разучиться двигать ногами.
Сколько себя помню, я жила в этой человеческой деревне, в доме Марфы со своими "сводными сестрицами", коих насчитывалось целых три штуки. Тетка, как я называла женщину, формально заменившую мне мать, долго внушала мне, что мои родители - преступники, которых держали в тюрьме и повесили. Я не до конца верила ей, а потом добрая старуха рассказала, что тетка как-то нашла меня на пороге собственного дома, и почему-то оставила у себя. Причины столь благородного поступка со стороны бабы, известной на всю округу своей злостью, никому не были известны. Тетка всегда обращалась со мной жестоко, почти ненавидела меня, постоянно била, плохо кормила, хотя излишки еды гнили каждый год, но почему-то по достижении шестнадцатилетнего возраста меня не выставили за порог, хотя побои участились.