— Есть и другая «Джоконда», но ты слишком юн, чтобы можно было толковать с тобой о ней. И потом, те, кто правят ныне в этих местах, даже не знают о ее существовании. Да я и сама случайно о ней узнала. Зовется она «Мона Ванна», а также «Нагая Джоконда». Вроде бы речь идет о любовнице Джулиано Медичи, для которого Леонардо творил в Риме в те два года, что предшествовали его переезду во Францию. Возможно, портрет остался незавершенным по причинам, не зависящим от Леонардо. Он привез его сюда, а в 1516 году о том, что видел его в Клу, упоминает Антонио де Беатис. Он утерян… — Помолчав, она продолжала: — «Нагая Джоконда» после этой даты больше не упоминается. Однако ее черты дошли до нас по некоему количеству копий. По ним можно судить о новой, смелой манере письма мэтра, который предложил неожиданную новую формулу портрета, — нагота женщины видна сквозь прозрачную накидку; эту манеру подхватят мастера Возрождения, она не раз будет претворена в жизнь: от «Форнарины» Рафаэля до женских обнаженных портретов, которыми изобилует Северная Европа XVI века. Это нововведение Леонардо, состоящее в том, чтобы изображать обнаженное женское тело, затем продолжает жить и в школе мастеров Фонтебло.
Тут она замолчала. Да и не имело смысла добавлять к сказанному что-либо еще. Она позволяла мне, невинному юнцу, самому догадаться, каким был первый современный эротический портрет. Таким образом полотно попало на другую сторону темного коридора, ведущего в заставленную квартирку Мадмуазель Вот и испарилось. Еще одна тайна в доме, до краев наполненном творческим духом. Имелся один человек, связанный с этим полотном, призванным вызывать желание: Джулиано Медичи, князь гедонизма, стоящий во главе живущего страстями римского двора и как будто умеющий управлять собой перед лицом искушений. Правда, не всегда… Один неплохой писатель Балдассар Кастильоне[52] превратил его в своих произведениях в роскошного защитника и удачливого герольда чувственной любви, отодвинувшего неоплатонические идеи по поводу любви на задворки желания, в край хладных теней.
Мадмуазель Вот не произнесла еще своего последнего слова. Она ненадолго покинула меня и вернулась с толстой книгой, тканой золотом и пурпуром, озаглавленной «Трактат по живописи». В ней приводились поразительные высказывания Леонардо по поводу реального существа, вдохновившего его на создание полотна, но стоило полотну обрести законченный вид, ставшего более могущественным, чем творение, словно Тосканцу удалось, несмотря на силу искусства, оставить пальму первенства за моделью: «Художник заставляет умы людей влюбляться и любить какое-нибудь полотно, на котором изображена неживая женщина. Мне случилось писать на религиозный сюжет, и картину приобрел влюбленный, пожелавший лишить атрибутов божественности представленную на полотне модель, дабы иметь возможность целовать ее, не испытывая укоров совести; но под конец уважение победило влюбленные вздохи и желание, и ему пришлось убрать этот образ из своего дома».
Глава 18
ПО НОЧАМ «МОНА ЛИЗА» БЫЛА СИНЕЙ
Не так легко спать в постели Леонардо, доложу я вам. Приходится держать ухо востро, все примечать. Как-то ночью вдруг слышу чей-то голос. Утопая в пунцовом бархате, внимая ночным шорохам, не могу определить, откуда идет звук. «Будучи наделен способностью видеть, человек соглашается быть заключенным в своем теле», — произносит кто-то. Давно уже дожидаюсь я этого голоса, лежа в той же постели, в которой ему во снах являлись оливковые рощи родной деревни. Он первым заявил, что нас ослепляет и вводит в заблуждение невежество, и дал следующий совет: «Откройте глаза, ничтожные смертные!»
Легли спать родители, давно уже в объятиях Морфея братья. В своей небольшой квартирке затаилась Мадмуазель Вот, устроился на ночлег Морис, свернувшись калачиком, словно какой-нибудь корень сорняка, у подножия загадочной секвойи. В темноте до меня продолжает доноситься:
— Только то, что доступно зрению — доступно пониманию.
— Одна лишь живопись может дать точный образ всех чудес природы.
Я боюсь его присутствия, ведь я никогда не смогу ему соответствовать, быть на высоте. Я слишком мал, чтобы объять умом все, что он мне внушает. В школе, когда меня вызывали к доске и я стоял один перед преподавателем и потешающимися надо мной однокашниками, я пытался казаться выше, оттого что внутри у меня все падало и я был неспособен держать удар. Смогу ли я сделать то же, лежа в постели? Мне и в голову не приходило, что мы встретимся, я не был к этому готов. По своей вине. Да еще какой! Я чувствую: он вот-вот снова заговорит. В силу странного автоматизма деревенею, превращаясь в некоего лежачего часового и слышу:
52
Кастильоне, Балдассар (1478–1529) — итальянский поэт и писатель. Его «Совершенный придворный» (II Cortegiano, 1508–1516, опубл. в 1528 г.) — типичное для итальянского Возрождения произведение: за четыре вечера в беседах, в который участвуют Рафаэль и Бембо, изложены правила хорошего тона. Переведено на все европейские языки. Известен портрет Кастильоне кисти Рафаэля.