Я терпеливо ждал, когда последует очередная реплика, ведь трудно было себе представить, чтобы такая поэтесса, как Маргарита де Валуа не ответила в стихах своему собрату по перу. Так она и сделала. Ее музыкальный голос пропел строфу из «Большого диалога в форме ночного видения». Стоя в камине, я услышал изысканное:
Глава 33
ИНФАНТА И ШЛЮЗ
Речка Амасс служила границей нашего имения, дальше начинался необычный мир. Там находился заброшенный завод, где во время Имперских войн производили клинки; затем он превратился в фабрику шерстяных изделий, в том числе теплых портпледов для путешественников всей Европы, вынужденных совершать длительные переезды в дорожных каретах по пыли и холоду. В 1936 году здесь было налажено производство фотографических пластинок с чувствительной эмульсией, в состав которой вошло хлористое серебро. И которая обладала способностью поляризации изображения. Это открытие принадлежит Нисефору Ньепсу[92], причем он смастерил макет Camera obscura по подобию Леонардовой. Промышленный комплекс, расположенный на подступах к историческому памятнику и парку, разбитому на английский манер, стоял посреди поля и как бы свидетельствовал: ничего не попишешь, времена изменились.
Вид этого мрачного гиганта с высокой кирпичной трубой, и будил в душе тревогу. Фасад мануфактуры, обращенный к реке, был застеклен. Для нас это было раз и навсегда запретное место. Даже попытаться пробраться туда расценивалось как отчаянный шаг. Для этого нужно было по шаткому сгнившему мосточку перейти Амасс. Река в этом месте была перегорожена, доступ к шлюзу закрыт железной решеткой с обращенными вверх остриями. Повсюду чувствовалась опасность. Однако это враждебное пространство могло испугать кого угодно, только не нас, ведь изобретения Леонардо были в чем-то сродни ему. Что бы то ни было — турбины, подвесные мосты, блиндажи, колесные механизмы — их движущей силой у Леонардо всегда была вода. Всепроникающей, всесильной воде не было равных ни в жизни ни в смерти, ни в созидании, ни в уничтожении. Леонардо изобрел все: от огнестрельного оружия, заряжаемого через казенную часть, до ткацкого станка, от печатной машины до пожарной лестницы. Его всегда интересовало, как происходит движение, и потому он сбрасывал с башни предметы, имеющие различный вес, чтобы узнать, с какой скоростью они падают. Для него это было опытом, а не так, как для нас — игрой. То были детские годы науки.
С братьями Шарлем и Эльзеаром мы все ближе подбирались к запретному месту, тайком курили там свои первые сигареты. Именно в этом месте современная жизнь пробуждала в нас вкус к дикой жизни.
Гордый тем, что от пребывания в лагерях скаутов у меня сохранился топорик в кожаном чехле, который можно подвешивать к поясу, я любил бродить вокруг завода. Братья, вполне отдавая себе отчет в моем ухарстве, наблюдали, как я, сложив руки на груди, иду по узкой железной балке над рекой, и окрестили меня Бесстрашным. Проникнуть на завод, закрытый, как консервная банка, означало бросить вызов.
У меня вошло в привычку бродить там. Я не представлял себе, что ждет меня в этом непонятном царстве. Что ни день, я ставил перед собой новую цель: пройти по металлическому мосту, проникнуть в пустой ангар с замусоренным полом, попасть за мельницу к шлюзам. Леонардо открыл несколько возможностей поднимать уровень воды — от колеса с ковшом до насоса. Именно он усовершенствовал шадуф, простой рычаг, применяемый даже в Африке. Вода перемещалась по сети подземных каналов, подобных тем, что существуют у мусульман. Река Амасс была вроде союзницы для Леонардо, он наверняка не раз сплавлялся по ней, изучая движение воды. На первый взгляд ленивая, но такая непредсказуемая, так меняющая свой нрав в зависимости от засухи или дождливого времени, река Амасс была границей, за которую я все дальше и чаще отваживался заходить.
Однажды в полдень я выделывал всякие акробатические трюки на металлической балке над водой, как вдруг кто-то рядом со мной произнес: «Это опасно!»
Голос был каким-то особенно полнозвучным и звонким, но кто это был? Я мог оглянуться, но очень осторожно, поскольку одно резкое или неловкое движение, и я рисковал потерять равновесие. Повернув голову, я точно чуть не полетел в темную воду. Это была она! Еще более прекрасная, чем тогда, но такая же спокойная, со смешинкой в глазах, как и в первый раз, на полночной мессе. Она стояла на том берегу реки, где находился завод, за проволокой решетки, спускавшейся в воду, и улыбалась. Я вдруг осознал, отчего, забросив Амазонию в глубине парка с ее Ориноко и водопадами Игуасу, я уже несколько дней рвался в это подозрительное место: я бессознательно шел на чистый свет, излучаемый ее лицом. Казалось, она говорила: «Мы нашли друг друга, не правда ли чудесно?» А вслух прозвучало:
92
Ньепс, Нисефор (1765–1833) — французский физик. Заинтересовавшись литографией, используя черную камеру и бумагу, пропитанную хлористым серебром, получил негативы, которые ему не удавалось закрепить. С 1829 г. сотрудничал с Дагерром, но умер, не дождавшись результатов совместных опытов.