Несмотря на все испытания, выпавшие на мою долю, я знаю за собой храбрость, страстность, увлеченность, что правда то правда, а еще вот что: радость — вот в чем секрет храбрецов. Да, я была счастлива, когда получила в дар Амбуазский замок, где поселилась с сыном и дочерью, — она на два года старше его. До ее первого замужества, вслед за которым женился и сын, дочь Маргарита была лишь моей тенью. Так, во всяком случае, я воспринимала ее, но как воспринимала меня моя мать? Рассказывают, будто она очень рано распознала во мне неумеренный интерес к мужчинам. Я была тогда совсем девчонка. И видя, как горяча во мне кровь и к чему это может привести, давала за каждым принятием пищи сок барбариса, так называемую кислицу, чтобы как-то усмирить мой темперамент. Она заставляла пить его в огромных количествах, да еще подмешивала во все блюда — в мясные, в супы и бульоны, и все соусы готовили для меня на его основе. Несмотря на это средство, охлаждающее пыл, ей не удалось переделать меня и остудить мой пыл, вот я и стала тем, кем стала. Мужчины никогда не боялись меня, а зря. Овдовев, я недолго оплакивала супруга, многие воздыхатели занимали впоследствии его место. Я охотно допускала до себя юных и приятных на вид обожателей, но добиться моей благосклонности они могли лишь, если понимали: я страшно властолюбива и ревниво охраняю свою власть. Горе тому, на ком я остановила свой выбор, но кто позволил себе какую-либо самоуверенную выходку. Долго возле меня он не задерживался. Еще большее горе тому, кого я удостоила своей благосклонности на какое-то время, следуя прихоти, и кто не оценил этого: моя злопамятность не знала границ. Так я поссорила сына с лучшим другом, одним из самых преданных ему людей. Он был строен, страшно богат, любил роскошь, отличался легендарной храбростью и красотой, против которой невозможно было устоять, намного моложе меня, всего на четыре года старше моего сына. Я страстно его возжелала и предложила стать моим мужем, но он высокомерно отказался, назвав при свидетеле бесстыдной женщиной. Тогда во мне заработала машина по разрушению, — о, мне хорошо известен этот механизм, он заложен в глубине моего существа, и я не в силах с ним совладать. Раз мне не ответили «да», я собиралась обратить свое желание в ссору, в беспощадную борьбу, чей исход будет страшен. Я превратилась в легко увлекающуюся вдову, которая желает раздуть несчастье, разжечь пожар. А того, кого страстно любила, наговорами сделала соперником и смертельным врагом своего обожаемого мальчика. Но мне и этого было мало, я задалась целью именем короля завладеть его состоянием, унизить его как воина, опорочить его имя, довести до такого отчаяния, чтобы он связался с худшим из наших врагов. Результат всех этих маневров, превзошедших мои надежды, лишил меня саму дара речи, превратил в лед от испуга: коннетабль де Бурбон, ибо это был он, — дабы отомстить королю за презрение, с которым теперь сталкивался постоянно, оступился, хотя и был человеком огромного достоинства, поддавшись на посулы Карла V и короля Англии: однажды он оказался в стане врагов короля Франции, с оружием в руках очутился напротив Короля-Рыцаря и сразил его в битве при Павии. Повинна в поражении сына была я.
У меня мороз пробежал по коже от признаний той, которой не было нужды называть себя. Луиза Савойская, мать Франциска I, гостила в Кло-Люсе да, видно, так здесь и осталась. Я испуганно замер, притаившись в камине. И тут раздался веселый и звучный смех, отдававшийся эхом от стен очага, похожий на Пасхальный карильон, вдруг начинающий звучать после тихого поста. Я воображал себе, какова она, эта безжалостная женщина, которую внезапно обуяла радость, отчего она стала еще более обольстительной. Любопытство разбирало меня. Почему же Госпожа Савойская, герцогиня Ангулемская вдруг позабыла о постигшем ее разочаровании? Какие-то иные радости, о которых мне не дано было знать, явно влекли ее. Смех звучал что фанфары и означал конец mea cupla[104], конец признанию своих ошибок, конец раскаянию. И тут вдруг меня осенило, отчего так громогласен ее смех: она сама призналась в этом во время покаяния: радость — секрет храбрецов.
Глава 40
ИГРА В ЗАГАДКИ
Никто никогда не удивлялся нелепостям, сопровождающим порой власть. В незапамятные времена протяженность земельного надела измерялась количеством голубей, собранных в одной голубятне. Именно в голубятне в глубине нашего парка назначила мне Мадмуазель Вот свидание, предупредив, что ожидается еще кое-кто.