Я медленно вышел из кустов, и тут же под ногой хрустнула еще одна ветка. В ночной тишине треск прозвучал как выстрел из кулеврины, и от неожиданности я подпрыгнул на месте. Тут лишь до меня дошло, что ушлый покойник специально набросал вокруг своей лежки кучу хвороста.
Потревоженный шумом один из спящих зашевелился, рывком сел. В неверном лунном свете глаза его казались тусклыми огоньками. Воин громко чертыхнулся, разглядев меня, и одним движением вскочил на ноги. Моя рука сама нырнула к метательному ножу, воин удивленно вскрикнул, а рухнул с таким грохотом, словно обрушилась колокольня.
Сейчас, уже задним числом, я понимаю, что это был лучший бросок в моей жизни. Лунной ночью, в обманчиво мерцающем свете, на расстоянии в добрую дюжину ярдов я попал ему в глаз! Правда не в левый, как целил, а в правый, но это уже мелочи. Закричали, вскакивая на ноги, оставшиеся в живых британцы. Не пятеро, как я рассчитывал, а шестеро! Не тратя на раздумье не секунды, я дернул руками, посылая в полет пару оставшихся ножей. У меня не забалуешь, два броска — два трупа. Я хотел было выкрикнуть нечто оскорбительное, но у меня совсем не оставалось времени.
Похоже, первый бросок забрал с собой всю мою воинскую удачу, так как метательный нож воткнулся не в горло высокому как башня воину, а всего лишь пробил плечо, другой же, вы не поверите, отбили прямо на лету! Очертя голову я ринулся вперед, пытаясь добить раненного прежде, чем англичане придут в себя, и мне это почти удалось. Я успел как следует пропороть ему бедро, так что противников осталось пятеро.
— Да здравствует Дева! — рявкаю я, отбив удар меча. — Это я, Робер де Армуаз. Держитесь, я иду!
Мне слышится, или и в самом деле среди мужских голосов я различаю изумленный женский возглас? Лязгают, встретясь, клинки. Я приседаю, чудом увернувшись от удара булавы. Та проходит вскользь, один из ее острых шипов вырывает клок волос. Кинжалом, зажатым в левой руке я пытаюсь распороть бок одному из британцев, тот умело защищается мечом. Теперь только я обращаю внимание, что сражаюсь всего с тремя противниками.
Один англичанин неотступно держится рядом с пленницей, та со связанными руками сидит на подстеленном под нее плаще. А последний, пятый воин не нападает, как будто выжидая удобного момента. Несколько раз он то опускает ладонь на рукоять меча, то отдергивает ее. Затем, придя к какому-то решению, быстрым шагом подходит к охраняющему Жанну мечнику, словно желая о чем-то спросить.
Особо разглядывать, что там у них происходит, мне некогда. Я вьюном кружусь на месте, отбиваясь от врагов, и если до сих пор меня не убили, то лишь потому, что противники мои то и дело озираются, ожидая нового нападения. Никак им не поверится, что я пришел в одиночку. Боюсь, как только британцы поверят, что я и в самом деле один, мне несдобровать. С другого конца поляны раздается предсмертный вскрик, и теснящие меня воины как по команде отступают. Пользуясь короткой передышкой я замираю на месте, тяжело дыша. Сердце колотится как сумасшедшее, руки и ноги дрожат от перенесенного напряжения, пот заливает глаза. Сейчас приходи и бери меня голыми руками, но британцам не до меня.
Происходит нечто странное. Охранявший пленницу англичанин неподвижно лежит на земле, и непохоже чтобы ему удалось подняться до Страшного суда. Тот воин, что никак не решался вступить в бой, на наших глазах разрезает веревки на руках пленницы. Англичане ошарашено переглядываются, да и сам я изумлен не меньше. Откуда у Жанны в присланном за нею отряде отборных воинов взялся союзник?
— Да он предатель! — неверяще кричит высокий британец.
— Я же говорил, что бургундским свиньям нельзя доверять, — лязгающим голосом отзывается второй, пониже и значительно уже в плечах.
Третий, молча раскручивая булаву, кидается к предателю. Я встряхиваю головой, перед глазами все плывет. Едва схлынула горячка боя, как вспыхнула боль в правом боку, левая рука по непонятной причине отказывается слушаться. Пары секунд мне хватает, чтобы понять: я ранен. Неизвестный воин пришел на помощь как нельзя более вовремя, еще несколько секунд, и со мною все было бы кончено. Пользуясь секундной передышкой я втыкаю меч в землю, действуя правой рукой и зубами, кое-как перетягиваю рану на левом плече. Раненым боком мне заниматься некогда, отхватив мечом кусок плаща, я пихаю его под камзол.
Медленно, словно во сне я бреду к сражающимся. Англичане атакуют воина, за спиной которого укрылась Жанна. Как по команде они усиливают натиск, и один из британцев, обогнув защитника, кидается к девушке.
— Не спи, болван! — кричит мне отчаянно отбивающийся воин. — У них приказ убить Деву. Действуй!
В следующие мгновения одновременно происходит сразу несколько событий. Проскочивший за спину воина англичанин оборачивается и с дьявольской ухмылкой всаживает меч ему в бок. Я ковыляю к сражающимся изо всех сил, но понимаю, что уже не успеваю помочь любимой. А ранивший защитника британец уже развернулся к Жанне и делает шаг вперед, взметнув клинок.
И тогда я делаю то, чего поклялся никогда в жизни больше не делать: я кидаю в него меч. Сложно сказать, на что я рассчитывал. Сотни раз я пытался выполнить трюк, что показал мне барон де Рэ в подземелье Проклятого болота, и всегда выходило фиаско. Так же получилось и на этот раз.
Лязгнув рукоятью о шлем англичанина меч улетает куда-то в кусты. Споткнувшись, тот оборачивается, лицо его искажено яростью. И тут же Жанна атакующей пантерой прыгает вперед. На секунду она прижимается к спине британца, и мигом отскакивает. Англичанин вздрагивает, глаза его расширяются, из распахнутого рта начинает течь что-то темное. Постояв немного, он рушится навзничь.
Любимая стоит пригнувшись, лицо ее словно высечено из камня, глаза горят мрачным огнем, в руке зажат кинжал. Я перевожу взгляд на сражающихся не на жизнь, а на смерть воинов, и спешу на помощь неожиданному защитнику Жанны. От потери крови меня шатает, но это пустяки. Если не умер сразу, я еще могу сражаться. По пути подхватываю булаву павшего англичанина, она неожиданно тяжела, металлическая рукоять неприятно холодит руку.
Молча замахиваюсь, тяжелое навершие обрушивается на затылок ближайшему из врагов. Тот так увлекся боем, что ничего не замечает, пока острые шипы не пробивают ему затылок. Убитый замирает на месте, и не успеваю я отскочить, как неожиданно тяжелое тело рушится прямо на меня, сбивая с ног. Охнув от боли, я оглушено ворочаюсь, безуспешно пытаясь подняться.
Оставшийся в живых англичанин оглядывается, холодно блестят светлые как лед глаза. Сделав пару быстрых шагов, он вскидывает тяжелый меч, собираясь пригвоздить меня к земле. И только тут я узнаю воина, что сражается за Жанну. Это Гектор де Савез, мой давний друг и наставник. Тот, кто в этой войне сражается против Франции, чтобы обрести своей стране свободу. В голове, как оно обычно и бывает, проносятся совершенно ненужные сейчас мысли и воспоминания. Гектор сражается под знаменами герцога Бургундского, вот почему англичане назвали его "бургундской свиньей". Смешно, особенно если учесть, что дерется он за Фландрию.
Ледяной взгляд вскинувшего меч британца словно пытается заморозить меня на месте, пока я безуспешно трепыхаюсь под тяжестью убитого воина. Израненный Гектор, смахнув с лица кровь, молча прыгает на противника. Но тот, оказывается, не лыком шит. Будто давным-давно ожидал этого момента, он делает быстрый шаг в сторону и, не оглядываюсь, бьет мечом назад. Сверкающее лезвие клинка до половины входит Гектору в живот, и тот пронзительно вскрикивает.
Британец не спеша вытаскивает меч, и Гектор за его спиной медленно рушится наземь. Похолодев, я гляжу на самоуверенную ухмылку англичанина. Прекрасный воин, вышедший из боя без единой царапины. Я вновь попытаюсь спихнуть с себя неподъемно тяжелое тело, и англичанин откровенно скалит зубы. Похоже, его забавляют мои усилия. Наконец, дернувшись изо всех сил, я спихиваю с себя убитого, с трудом поднимаюсь на ноги. Меня шатает, во рту пересохло, и я с трудом фокусирую на британце взгляд.
— Такой противник должен умереть как мужчина, — заявляет он. — Возьми меч, я разрешаю.