– Что теперь нельзя и радио слушать? – не угомонился Петренко.
– Слушай, Петренко, ты за кого меня принимаешь, а? – капитан сделал шаг в его сторону. – Радио будешь слушать дома, когда вернешься в свой родной Ленинград. А здесь нельзя, здесь мы на войне. Никто здесь не слушает радио, тем более вражеские радиостан-ции, которую ведут антисоветскую агитацию. Вы меня поняли?
– Понял, товарищ капитан, – ответил, не скрывая обиды, лейтенант. Капитан, больше не задерживаясь возле Петренко, удалился.
Через некоторое время отношения Петренко с Эсрари вновь возобновились. Правда, теперь о политике они говорили мало или даже почти не говорили. Опять речь шла только о восточной литературе, Коране.
Однажды, когда никого рядом не было, Петренко, сидевший один в столовой, позвал Эсрари к себе и приблизил к нему свой транзистор, который тихо о чем-то вещал. Захиду ничего не оставалось, как приблизить свое ухо к транзистору; и тут же он услышал на хорошем русском языке следующее:
– «Советские оккупанты полностью уничтожили и сровняли с землей две деревни на севере Афганистана. Погибло свыше двухсот мирных жителей, среди них в основном дети, женщины и старики».
Захиду Петренко и прежде несколько раз давал слушать отрывки новостей с той стороны. И каждый раз он слышал критику в адрес Советского Союза, однажды рассказывали о том, как советская власть относится к своим гражданам, не отпускает их за границу, запрещает им узнать правду о мире. На эти темы Петренко говорил с ним не один раз, только это никогда особенно не трогало Захида, свое мнение на этот счет он никогда не высказывал. А вот сегодня услышанное по радио его взволновало. Диктор назвал место, где были расположены разрушенные советскими войсками деревни. Обе они находились где-то в ста километрах от месторасположения их батальона. Захид тогда в первый раз задумался: может, они правду говорят, может, и в самом деле советские солдаты были палачами, убийцами, грабителями и мародерами, как передавало американское радио на русском языке. Захида всю жизнь учили наоборот: что таковыми являются все правительства и армии капиталистических стран. Рано или поздно, как обещали Маркс и Ленин, везде победит социализм, а потом коммунизм. Захид был воспитан в святой вере в это, жил этим, хотя пламенным агитатором коммунизма тоже не был. Для него это было нечто, само собой разумеющееся. По-другому он не мыслил и не мог представить себе развитие событий иначе, чем его учили.
Людей подобных Петренко Захид до армии не встречал. Но, как отец, и дед, когда живой был, рассказывали ему, на таких людей не стоило обращать внимания, они считали их несерьезными. В другие времена их бы наказали, посадили в тюрьму, отправили в лагерь, а теперь не обращают на них внимания: пусть болтают, сколько хотят. Этой болтовней устои советского государства все равно не разрушишь. Поэтому Захид не принимал всерьез политические выступления лейтенанта. Он ждал, когда лейтенант оставит эту тему, чтобы опять перейти к беседе о восточной литературе и исламской культуре. Но теперь новость о разрушенных афганских деревнях потрясла его. Но позже он все-таки выяснил, что эти якобы уничтоженные советскими войсками деревни стоят целыми, и их жители тоже живы. Если там и была операция, то незначительная. После некоторых раздумий Захид пришел к мнению, что американцы хотят ввести советских людей в заблуждение. И то, что они передают по радио – провокация, и все это и впрямь не стоит слушать, как и антисоветские выступления Петренко. При этом он был убежден, как и многие солдаты и офицеры их батальона, что эту войну не стоило начинать.
Захид теперь значительно охладел к Петренко, даже начал избегать его. И Петренко с транзистором тоже никто больше не видел: возможно, он внял предупреждениям командира роты и спрятал его. Видя нежелание Захида общаться с ним, Петренко грустно вздыхал: он стал теперь в батальоне совсем одиноким. Солдаты батальона тоже посмеивались над ним, называли его «американцем», «самым умным» и так далее. Петренко вначале пытался отвечать, ставить их на место, но поняв, что его больше никто, даже командование, не поддержит, молчал.
В начале лета нужно было вновь выехать на срочную операцию: маленький отряд «душманов» появился в одной деревне, в шестидесяти километрах от месторасположения батальона. Жители деревни сообщили о десяти «душманах», прибывших туда на грузовике. Они были вооружены автоматами, карабинами и гранатами. В батальоне решили отправить на ликвидацию отряда «моджахедов» два взвода мотострелкового батальона. Именно взводы Петренко и Панфилова. Возглавить операцию должен был командир роты Зотов.
К обеду они прибыли в деревню, где должны были находиться «моджахеды». Зотов не хотел въезжать в дружественную деревню на броневиках и грузовиках и создавать много шума из-за десяти «душманов».
По численности они и так превосходили мятежников в несколько раз. Оставив часовых возле техники, он скомандовал войти в деревню пешком. Взял с собой только врача батальона и его помощника для оказания помощи раненым на месте. Так они и вошли в деревню, вооруженные автоматами, ручными пулеметами, гранатометами и ручными гранатами. Начался поиск «душманов». Пришлось по одному проверять глиняные дома, сараи и дворы. «Моджахедов» обнаружили в одном из дворов. Спрятавшиеся в доме и сарае, они неожиданно открыли огонь по солдатам через окна и двери, убив одного и ранив троих. Солдаты открыли ответный огонь. Услышав стрельбу, остальные солдаты и офицеры тоже прибежали к этому двору. Зотов приказал окружить дом и сарай и вести непрерывный огонь, целясь в двери и окна. Потом он позвал Захида и велел ему перевести его предложение о сдаче в плен:
– Вы окружены, и у вас нет никакой возможности выбраться. Если вы немедленно прекратите огонь и сдадите оружие, то я гарантирую вам жизнь и безопасность. Если будете продолжать огонь, то нам придется разрушить дом и сарай и уничтожить вас.
Захид перевел сказанное командиром роты. В ответ «модждахеды» несколько минут молчали. Вдруг в центр двора из окна полетела граната, потом еще две, они громко разорвались одна за другой.
– Что ж, не понимают, будем действовать иначе, – твердо произнес капитан.
Потом он опять обратился к Захиду:
– Эсрари, переведи теперь следующее.
И командир роты громко начал кричать в сторону ведущих огонь:
– Есть ли среди вас женщины и дети? Если есть, то пусть они выйдут и отправятся в деревню. Мы их не тронем. Я вам даю слово, слово советского офицера.
Эсрари также громко перевел слова капитана. Когда он закончил свой перевод, в ответ раздался хохот, а потом опять начали стрелять. Зотов приказал вести огонь из гранатометов по дому и сараю и закидать бандитов гранатами. Небольшие глиняные строения начали рушиться от гранат. Вскоре их охватило пламя. Несколько «душманов», стреляя на ходу из автоматов, выскочили из строений и попытались бежать. Но им это не удалось. Солдаты уложили всех ответным огнем. Дом и сарай продолжали гореть. Командир роты осмотрел трупы лежащих бородачей. Потом, плюнув в их сторону, велел тащить их к окраине деревни и закопать.
– А здесь все будет так же гореть? – спросил Петренко, показав рукой на дом и сарай. – Может, там остались еще живые?
– Если даже остались, то их теперь все равно в живых больше нет, – ответил ему капитан холодно и сухо и отошел в сторону.
Всех убитых «моджахедов» притащили к окраине деревни и, выкопав одну яму, бросили туда трупы и засыпали их землей.
– Все, – сказал Зотов, – теперь пора возвращаться обратно.
В деревне все спрятались, услышав стрельбу. Разве что иногда можно было заметить полуголых мальчишек, бегающих по улицам и с интересом разглядывающих советских солдат.
Построившись в колонну, оба взвода стали двигаться к тому месту, где была оставлена техника. Вдруг они услышали голос:
– Хей, шурави, издавадса. Вы акружина, все ваш техника захватит мы, вашы чесовой убит.
Не успев разобраться, кто говорит, солдаты вдруг увидели дула автоматов, пулеметов и гранатометов, направленные на них. Впереди лежала дорога, а по обеим сторонам от нее росли небольшие деревья и кусты. Вот из-за этих кустов выглядывали дула пулеметов и автоматов. Когда солдаты обернулась назад, то увидели, как их окружают эти вооруженные бородачи.
– Разойдись! Ложись! – успел крикнуть Зотов.