Выбрать главу

Все успели отдать свои записки Берри, который выглядел теперь очень довольным. Все эти объяснительные записки он передал Стиву, который, получив их, тут же исчез. Солдаты ждали, что теперь скажет Берри, главное, будет ли он удовлетворен их объяснениями, выполнит ли свое обещание отправить их домой.

Сам Берри больше не пришел, а пришел тот афганец, который был вместе с ним в первый раз. Он пришел со своим переводчиком и сказал нечто совсем неожиданное. По его словам, Берри остался их объяснениями недоволен и велел ему расстрелять их. Но у них есть еще один шанс выжить. Он может предложить им как условие сохранения жизни принятие ислама. Они останутся с «моджахедами», будут кое в чем им помогать, а когда будет происходить обмен военнопленными, их обменяют на «моджахедов», которые в данный момент в руках у «шурави». Солдаты были ошарашены и очень испуганы услышанным, страшная тень смерти начала опять бродить перед их глазами. Но шанс был, и они решили его использовать – согласились.

Отношение «моджахедов» к ним после этого изменилось. Никто больше не смотрел на них с прежней ненавистью: все знали, что они собираются принять ислам. К ним был прикреплен человек, которому помогал «моджахед»–переводчик. Он вел с ними беседы о Коране, исламе, о его законах. Знакомил с непростыми религиозными правилами. Это продолжалось несколько дней. Поскольку оказалось, что кроме двух русских солдат, остальные обрезаны, обрезание пришлось делать только двоим. Пришел другой «моджахед» со своим инструментом, чтобы это совершить. Потом всех учили, как правильно произносить слова «шахадата» — свидетельство о вере, после чего их стали считать мусульманами.

«Моджахеды» часто меняли свое расположение, чтобы «шурави» их не обнаружили. На грузовиках они отправлялись на операции против «шурави», только пленных с собой никогда не брали. Пока они находились в лагере «душманов», военнопленных, принявших ислам, использовали на всех работах: они пасли овец, пахали землю, косили траву, носили воду, чистили оружие. Только их никогда не оставляли одних, над ними всегда кто-нибудь да стоял с автоматом. Пять раз в день нужно было совершать намаз, где бы они ни находились, что бы ни делали. Только во время намаза «моджахед», охраняющий их, расставался со своим автоматом, отставив его в сторону, и совершал вместе с ними намаз. Перед этим он требовал омовения; нужно было слегка помыть руки, ноги, раковины ушей, сполоснуть рот, протереть шею водой, взятой из канистры, которая всегда стояла у «моджахеда» наготове. Во время намаза можно было бы схватить автомат «душмана», прикончить его, а самим попробовать бежать. Только больше никому из пленных это в голову не приходило.

Однажды к ним присоединился и Стив, который должен был теперь работать на пару с Захидом. Стив вначале демонстрировал нежелание общаться с ним и, опустив голову, молча выполнял свою работу. Только через какое-то время он все-таки не выдержал и сам начал спрашивать Захида кое о чем. Позже даже началось определенное сближение между ними. Стив читал в той объяснительной, что Захид учился год на факультете востоковедения и его отец является профессором в этой области. Из-за этого, как он сам рассказал Захиду, у него возник интерес к этому пленному. И он иногда хотел поболтать с ним. Оказалось, что сам Стив очень любит литературу, поэзию, даже сочиняет стихи. Он неплохо был знаком с русской литературой и историей. А о восточных странах знал только то, что здесь в основном живут мусульмане, и они ради религии готовы убивать «неверных». Захид с ним не согласился, пытался объяснить, что Коран вовсе не к этому призывает, а наоборот, к доброте и честности. Воевать же следует больше в целях защиты, когда на тебя нападают другие. Хотя в Коране есть и призывы к нападению на врагов, «неверных». Но тут имеются в виду в первую очередь арабы-идолопоклонники, которых другие арабы, принявшие ислам, стали обозначать словом «джахил» — непосвященный. Отсюда и возникло слово «джихад» — борьба против идолопоклонников- непосвященных. Но это маленький джихад в исламе. Большой джихад направлен на самовоспитание человека и преодоление им собственных пагубных страстей. Стив удивлялся такому объяснению, поскольку ислам являлся для него религией для ведения войны, воинствующим мировоззрением. И он говорил, что именно благодаря тому, что они мусульмане, афганцы могут дать бой «советским оккупантам». Потом Стив ему рассказывал, что афганские «моджахеды» верят в непрерывную войну, пока не восстановят халифат. Для Захида все это было чудовищно. А Стив считал, что ничего такого здесь нет. Если люди придерживаются исламской религии, то они могут создать такую структуру исламских стран, которая будет существовать параллельно остальному миру. Захид пытался ему объяснять, что его представления об исламе ошибочны. Стив же достал однажды свой блокнот и прочитал выписанные в него отрывки из Корана, пытаясь доказать, что ислам есть призыв к войне, джихаду с неверными. Захид узнал, что Стив сам Коран никогда не читал, а ему рекомендовали записать эти строки в Штатах, прежде чем отправиться в Афганистан, чтобы заранее знать, что суть ислама – беспрерывная война с неверными. Тогда Захид предложил ему взять и почитать Коран целиком. И еще ему обязательно надо читать классиков из исламских стран. От последнего у Стива глаза на лоб полезли: классики из исламских стран? Как такое может быть? Стив вообще не верил, что в странах, исповедующих ислам, может кто-то писать стихи, тем более книги, заниматься наукой. То, что отец Захида – профессор, это результат того, что его обучили русские. Они открыли школы в странах, где живут мусульмане, и обучили их грамоте. То же самое делали европейцы в последние столетия на Ближнем Востоке, в Австралии и Америке: просветили аборигенов, приучили их к  цивилизации; а так эти люди жили бы как в каменном веке – без письменности, без культуры.

Захид, вспоминая беседы с отцом на подобные темы, объяснил Стиву ошибочность его взглядов. В этих странах была и доисламская культура, и письменность, были развиты многие отрасли науки, особенно, такие как астрономия, медицина, и они вместе объединяли в себе все предыдущие знания человечества. Очень многие видные фигуры из стран древнего Востока признаны классиками европейской литературы, науки, философии и искусства. Стив только смеялся, слушая это. Он был убежден, что у мусульман есть только запреты, слово «халал» — то, что делать разрешено, и «харам» — что не позволено. А потом, как могут эти люди заниматься наукой или писать стихи, если у них в голове кроме каких-то религиозных догм ничего нет.

Долго длились их дискуссии, они даже стали вызывать у «моджахедов», прислушивавшихся к их беседам, некоторое беспокойство и подозрения. Захид начал рассказывать Стиву о поэтах Востока, о восточных ученых средневековья, их открытиях. Слушая это, у Стива от удивления отвисала челюсть. Вначале он даже сопротивлялся, как мог, не хотел верить рассказанному Захидом. Потом постепенно стал слушать рассказы Захида о культуре исламских стран в средневековье с интересом. А когда Захид рассказал об истории «Лейли и Меджнун», Стив чуть не заплакал. Удивительно, он-то думал, что только у Шекспира есть подобная история. Потом Захид еще успел рассказать Стиву о множестве других произведений восточных поэтов, кое-что из истории исламских стран. А ислам он пытался растолковывать Стиву так, как это объяснял ему отец. Стива все больше и больше захватывали рассказы Захида. Даже когда они вместе не работали, он сам бежал к нему, чтобы услышать от него новые истории. Если ислам такая великая культура, спросил однажды Стив, то почему сегодня мусульмане живут в таком состоянии? Почему среди них сегодня нет ни одного великого ученого, известного писателя? Захид пытался ответить ему вновь с позиции своего отца; когда у них дома в Баку собирались ученые и писатели, он слышал, как они обсуждали эту проблему. Они объясняли это тем, что исламские страны уже двести лет находятся в упадке. А люди, живущие в условиях упадка, не могут создать что-либо выдающееся. Потому что для них первостепенным становится вопрос выживания, сохранения сил. Все, что Захид на этих встречах слышал, узнал, теперь пытался передать Стиву, с которым он теперь очень подружился. Стив думал теперь иначе, говорил о том, что возможно, упадок Запада тоже близок и наступят времена, когда его народы столетиями будут жить в состоянии регресса, чтобы выжить. А, потом может, опять поднимутся, если выживут. К исламу Стив тоже относился теперь иначе, верил, что эта религия имеет много общего с иудаизмом и христианством.