36
Мы готовимся к нашему очередному мероприятию. В наше время люди привыкли все записывать, чтобы потом все, кроме человека, делающего запись, могли это игнорировать. Но наши деяния по-настоящему важные. Мы их заставим обратить внимание.
Салли Харт, моя напарница, очень хочет рассказать историю детектива Нормана Эрскина, но сначала мне нужно, чтобы она рассказала о другом человеке. Наш ненадежный союзник, которого мы наняли для помощи в этих приключениях. Когда-то он принес кое-какую пользу, но теперь становится все большей проблемой.
– Расскажи мне о Гейле.
Сделав глоток воды, она откидывается на спинку стула и начинает.
– Гейл был психически нестабильным молодым человеком по имени Гэри Николсон. Когда он впервые пришел ко мне, как и большинство моих клиентов, Гэри был растерян, сбит с толку и изо всех сил пытался найти свое место в мире. Ему нужно было признание, – Салли улыбается. – Как, собственно, и всем нам. Большинство людей, которые приходят ко мне и называют себя трансгендерами, искренне так думают. Другие, такие как Гейл, он же Гэри, – просто несчастные, беспокойные души, ищущие объяснение для своих неврозов. Найти что-то одно, что объяснит все это; что-то, что они могут назвать источником всех своих проблем. Конечно, он был таким же токсичным, как и любой из насильников, которых я часто встречала, но при этом он был податливым. Как и многим людям, ему нужно было говорить, что делать.
А для меня это все банально до тошноты: все эти наглые, болтливые сторонники свободы сражаются насмерть за свое право быть порабощенными корпорациями.
– Было очевидно, что он хочет заняться со мной сексом. Но после случая во Французских Альпах меня это больше не привлекает. Я научилась практике диссоциации, умению мысленно отстраняться от ужасного события. Это предполагает использование приема, очень похожего на то, что люди естественным образом испытывают во сне, – переход от участника в первом лице к наблюдателю в третьем лице. Хотя тогда мне это не помогло.
Она останавливается.
Я тоже молчу, и пауза затягивается.
В конце концов она продолжает.
– Один из них в том вагончике знал, что сказать: угрожающий шепот, смех; хуже того, эти ужасные ласки, на которую откликалось твое тело, возвращая тебя в то ужасное настоящее.
Она перевела разговор с беспокойного Гейла обратно на них, на тех людей, с которыми нам пришлось разобраться.
– Умные люди – самые опасные. Они точно знают, сколько элитарности породило как раз главенство белого среднего класса: империализм, разделение труда. Как они нас всех наебывают. Затем есть их слабоумные сторонники, искренне слепые в поддержке своих хозяев. Это те, кто смотрит в ошеломленном замешательстве, когда вы мстите; те, у кого на их глупых лицах написано "почему", даже когда вы лишаете их гордости, – объясняет она, набирая обороты.
Мы все это уже проходили, но ей нужно рассказать эту историю Мы оба знаем, что иногда, чтобы избавиться от всего дерьма, требуется несколько раз сходить в туалет.
– Эрскин когда-то был настоящей звездой пантомимы. Не похожим на Рикки Фултона или Алана Камминга, каждый из которых мог скорчить рожу, которая бы повергла толпу в истерику, в то время как удивленный актер на переднем плане исполнял трагическую сцену, не понимая, почему зрители недостаточно серьезно восприняли его представление. А потом он оглядывался...
Детектив Эрскин. Далеко не самый худший, но тоже пособник зла, и не только на своей летней работе, куда он устроился, когда закончился театральный сезон. Любой помощник Пиггот-Уилкинса – мой недруг. И само собой, ее заклятый враг.
– Я видела много его спектаклей, следила за его карьерой, даже когда занималась своей собственной, после того, как мы вернулись домой из того холодного места. В полиции, на сцене, снова в полиции. Я думала, может, он был невинным участником того трио. Что его обманом заставили в этом участвовать. Когда-то я пыталась отделить его от тех двоих. Я даже иногда потом смеялась его шуткам на сцене. Но потом я узнала про случай с Фредой Мирас. Она была венгерской проституткой, к которой он захаживал. Я ее бесплатно консультировала. За веселым фасадом скрывалась порочная тьма, о которую впоследствии косвенно высказывались его коллеги Аманда Драммонд и Рэй Леннокс.
Рэй Леннокс. Этот беспокойный полицейский. Даже не осознавая полностью моего существования, он, кажется, уже подбирается ко мне, ощущая мое присутствие. Он клиент Салли, ее пациент, и все же он появляется сначала с Гаретом Хорсбургом, а затем, совершенно некстати, на лодке Билли Лейка в Эссексе. И главное, во время самого потенциально опасного случая из всех – в палате больницы Глазго с Лорен Фэйрчайлд.