И это тот человек, имя которого было последними словами Галливера.
Леннокс.
Я не верю в совпадения. Но я верю в энергетические поля. Леннокс находится в центре всего этого, и до сих пор ему не удавалось соединить все точки. Но это сделает. Он, безусловно, доставляет гораздо больше хлопот, чем Уоллингем, о чьих привычках я узнал от Лейка и который, как я ожидаю, сам того не зная, выполнит грязную работу. Этот идиот Лейк, тупой, как пробка, искренне считающий себя кем-то вроде гения криминального мира и все же на нашей последней встрече с растерянной агрессией задававшийся вопросом о том, кто его сдал. Ответ был простой: он сам себя сдал, вывалив все мне, баран. Конечно, ни он, ни Уоллингем никогда об этом не узнают, но по крайней мере один из них заплатит.
– Фреда показала мне шрамы, – Салли теперь внимательно на меня смотрит. – Сказала, что ему нравилось прижигать ее сигаретой. Это его возбуждало. Но этого было недостаточно. С каждым новым визитом сигарету на коже надо было держать все дольше. Эрксин был таким же извращенцем, как и все остальные, – говорит она, и глаза ее холодно блестят.
Я позволяю ей уходить от темы, потому что это ей нравится, особенно потому, что с клиентами ей приходится быть такой последовательной. Но, чтобы написать нашу историю, мне нужно еще кое-то узнать. Все дело ведь в подробностях.
– Чем Эрскин отличался от тех двоих?
– Полагаю, после Галливера и Пиггот-Уилкинса он был легкой добычей. Но устранить жестокого приспешника патриархального режима – это ведь достойный ответ, не так ли?
Я киваю в знак согласия. Думаю о Ройе. Моя ненависть пока тлеет где-то внутри. Надо было дорезать Пиггот-Уилкинса, когда была возможность. Лишить его члена, который он пихал в мою сестру, как меня лишили руки. Вот это было бы правосудие. Салли должна это полностью понять. Если перефразировать ее саму: Леннокс, каким бы добрым или благонамеренным он ни казался, является слугой коррумпированного государства, которое существует для того, чтобы препятствовать этому правосудию.
Она с минуту молчит, потом кивает в ответ. Она знает, о чем я думаю. В этот момент я вижу суровый блеск в ее глазах, который, возможно, говорит: когда-то ты сам был частью того же государственного аппарата. Разумеется, так оно и было. В средствах массовой информации моя работа, так же как и работа полиции, заключалась в защите богатых и их собственности. Я просто был частью отдела пропаганды, работающего на правящие верхи. Но это в прошлом.
– Потом пришел Рэй Леннокс и рассказал мне о Гиллмане, – продолжает она. – и, в частности, о небольшой поездке в Таиланд. Не такой урод, как Эрскин, но его напарник, человек весьма недалекий. Он – наша следующая цель.
– Спасибо, – говорю я ей, пытаясь быстро нажать кнопку "Стоп", несмотря на мою неживую руку. Мне приятно, что удалось так быстро выполнить эту сложную задачу. Вспоминая о том, сколько телефонов сломал, я понимаю, что прогресс налицо..
Я отвинчиваю протез.
Она смотрит на культю всего несколько секунд, а потом задирает юбку и стягивает трусики.
– Сделай так, чтобы мне было не все равно, – просит она, пока я наношу гель на запястье. Когда мне удалили руку, то в больнице мне швами стянули кожу над раной. Многим женщинам это нравится: здоровенный дрын, который всегда твердый.
Начинаю медленно, но становлюсь неуклонным, когда набираю ритм. Вскоре я слышу, как учащается ее дыхание, затем она начинает тихо стонать. Глядя на нее, я вдыхаю запах ее волос. Как хочется ее поцеловать в губы. Но нельзя. Это запрещено. Я трусь о ее ногу, обрабатывая ее своим приспособленным для любви запястьем. Перед глазами встает алый туман, когда я кончаю на нее, всегда до того, как она достигнет своего собственного жестокого экстаза. Сам разрядившись, я должен продолжать пялить ее. Я чувствую, как мышцы ее влагалища сжимаются. Все, что я могу, – это слушать ее стоны, когда она умоляет меня двигаться сильнее, ее лицо искажается, пока мое предплечье входит и выходит из ее влагалища.
– Не останавливайся, – умоляет она.
– Мы никогда не остановимся, – шепчу я ей на ухо.
Когда она содрогается в оргазме, рука у меня уже болит, и я осторожно вытаскиваю ее.
Мы неподвижно лежим рядом. Она говорит мне:
– Я не уверена, что способна любить, но то, что я чувствую к тебе, настолько близко к этому, насколько это возможно, – И я чувствую, как она хватает меня за руку, а моя покрасневшая культя свисает с другой стороны.