– Ну так как, этим богатеньким пидорам снова сойдет все с рук? Кроме такого возмездия, которого добивалась Салли, им ничего не угрожает?
– Кто знает, Рэй, – Тоул внимательно смотрит на него. – Сколько бессонных ночей приходится пережить людям, совершившим подобные поступки? Беззаботная юность проходит, мы стареем, и нам больше нечем заняться, кроме как размышлять о своих прегрешениях. Может, для таких людей это и есть наказание. Возможно, это и есть Божья кара, – размышляет Тоул, глядя на Леннокса, а затем ехидным тоном добавляет: – И кто знает, сколько еще копий этих файлов существует?
Леннокс улыбается, понимая, что это уже не важно. Реальность такова, что в нашем постдемократическом обществе, поклоняющемся силе и власти, любое сопротивление стало бесполезным. Премьер-министра из партии тори можно заснять на камеру насилующим кричащего ребенка-сироту, а побежденные массы, вероятно, будут продолжать им восхищаться. Обладающая властью и силой элита останется неприкасаемой. Мы либо трусим перед ней, либо, что еще хуже, защищаем ее, свирепо рыча. Для одного процента общества и их подручных наши дети являются всего лишь добычей, полученной в результате победы в классовой войне. После битвы при Оргриве19 они укрепили свою хватку, сосредоточив всю власть в своих руках. Ни одна газета или телеканал не будут публиковать такую информацию, а если эти файлы и появятся на каком-нибудь радикальном сайте, их будут игнорировать или безоговорочно отрицать, как мистификацию.
Леннокс проводит несколько предрассветных часов, попивая односолодовый виски с Бобом Тоулом, с которым за все годы совместной работы они едва ли выпили вместе по чашечке кофе.
– Мир меняется, Рэй, – говорит Тоул. – Он от нас ускользает. Наше время уже ушло. Такие, как я, ты и Гиллман, по разным причинам, не смогут приспособиться к новым условиям. Не важно, на улицах или в эшелонах власти, политика и правила игры изменились, а мы просто этого не можем понять. И знаешь, – Тоул смотрит на него с внезапной самоуверенностью. – я думаю, что меня это устраивает. Дело тут, в конце концов, не в моей карьере или профессиональном наследии. Мы занимаемся этим, чтобы искать пропавших детишек, которых похищают эти чудовища. А потом мы их сажаем. Вот и все. Мы офицеры полиции, Рэй.
– Нет, босс, извини, не соглашусь – убежденно говорит Леннокс, когда Тоул наклоняется, чтобы наполнить свой хрустальный стакан. – Чуваки, которые занимаются магазинными ворами и водителями, у которых задняя фара не горит, – это офицеры полиции. Они служат государству. А мы, засранцы из отдела тяжких, служим людям. Мы хотим общего блага. Мы несем возмездие, – И он видит, как глаза его босса на секунду загораются. В эту секунду Леннокс понимает, что Тоул когда-то был таким же, как он, обреченным духом отмщения, а потом погряз в организационной работе и реальной политике. – Наша работа – одна из самых достойных. Только я больше не могу ее выполнять, потому что самые главные пидоры засели в коридорах власти, и нам до этих ублюдков не добраться. Вместо этого мы ловим каких-то дальнобойщиков из Халла.
– Ты все тот же рыцарь в сияющих доспехах, Рэй, – ухмыляется Тоул. – Даже не знаю, как ты будешь жить без работы в полиции.
Путешествовать. Съезжу на пару фестивалей. Может, на какой-нибудь рэйв загляну. И, само собой, потрахаюсь хорошенько.
– А ты? Что ты собираешься делать?
– Садом буду заниматься, Рэй, – Тоул поднимает густые брови, которые бы не мешало подстричь. – Господи, раньше я смеялся над стариками, которые уходили на пенсию, чтобы ухаживать за садом. А теперь я жалею, что раньше не смог добраться до этого места спокойствия и душевного равновесия. Но что тебе объяснять, – смеется он. – Молод ты еще, чтобы понимать подобные вещи.
Моложавый вид Тоула, лишенного своего обычного костюма, заставляет Леннокса в этом сомневаться.
– Еще кое-что важное, – Тоул смотрит на стоящую на каминной полке фотографию Маргарет, которая уже давно ушла спать. – Найди себе женщину. Я знаю, что после Труди тебе какое-то время будет тяжело, но не опускай руки. Найди спутницу жизни. Кого-то, кто может помочь тебе стать лучшей версией самого себя.