– Я не часто соглашаюсь со своей сестрой, – признается Леннокс. – но в этом она права, Мойра. Ваш брат погиб от рук очень злых, готовых на все людей, – И он чувствует, как в его голосе появляется необходимая убежденность. – Возможно, они делали это и раньше.
– "Савой"?
Бля, а она-то откуда знает?
– Мы, само собой, проверяем этот случай на предмет сходства с недавним преступлением в Лондоне, но если их не задержат, велика вероятность, что они сделают это снова.
– Они? Почему во множественном числе? Есть причины подозревать, что преступников несколько?
– Я пытался избежать использования слов "он" или "она", – говорит Леннокс неубедительно, и вид Мойры подтверждает, что она ему не верит.
– Я пересматриваю все дела, над которыми работала, – говорит она подавленно. – Почему? Почему они это делают?
– Власть всегда неумолима в преследовании своих целей и устранении неугодных. Мы построили экономическую систему, которая только усиливает эту власть. По мере того, как она укрепляется, сопротивление будет принимать все более экстремальные формы. Мы лишь пожинаем то, что посеяли, – говорит он и оставляет ее размышлять над этими словами. Отъезжая от этого огромного дома, он размышляет о том, сможет ли она понять, как ее богатство, образование и связи защитили ее от самых негативных проявлений этой системы. Так же, как они защищали ее брата.
До недавнего времени.
Приходит сообщение от Гиллмана:
Они нашли причиндалы того чувака на монументе Скотта. Они там висели и шлепнулись прямо в морду какому-то туристу.
Если бы об этом сообщил кто-то другой, он подумал бы, что это розыгрыш. Гиллману, однако, всегда доставляет удовольствие откровенно и невозмутимо сообщать крайне неприятные новости.
3
Рэй Леннокс едет обратно в город, лениво фантазируя о сексе с Мойрой Галливер. Он достаточно часто так делает в отношении некоторых женщин, с которыми общается. Но в этом есть и тревожный звоночек – он понимает, что раньше никогда не позволял себе отвлекаться, работая над таким важным делом. Мысли о ее стройном теле помогают стереть из памяти вид растерзанных гениталий ее брата.
Лучше сидеть с эрекцией, чем с головной болью.
Монумент Скотта...
Взглянув на часы на приборной панели, он решает не ехать на север по кольцевой развязке Мэйбери, через которую можно было вернуться в управление. Вместо этого он направляется в противоположную сторону, к тюрьме Сатон, вспоминая встречу, которая была у него в Бирмингеме на прошлой неделе.
Подбородок Фредерика Гоуда утонул в массивной шее. Такая внешность у Леннокса – возможно, несправедливо – всегда ассоциировалась с каким-то экзистенциальным отчаянием. Мрачный, утомительный тон Гоуда только поддерживал это впечатление.
– Он был очень трудолюбивым, сделал себя сам. Путешествовал по стране, руководя различными проектами и внося ценный вклад в работу различных многопрофильных групп, – говорил он об одном из своих сотрудников.
Глотая обжигающий кофе, Леннокс молча кивнул, а в его голове промелькнули тела мертвых девочек с остекленевшими глазами, чьи души были так жестоко вырваны из тел. А Гоуд продолжал, не обращая внимания на его растущую злость.
– Ему приходилось разрабатывать новые правила в быстро меняющейся среде, взаимодействуя со всеми уровнями компании и эффективно управляя многочисленными проектами... он разъезжал между Лондоном, Бирмингемом и Лидсом, – продолжал Гоуд, повторяя все давно известные скучные и неуместные подробности, и Леннокс видел, как ему все это надоело.
Ясное дело, его ведь уже столько раз спрашивали об этом конкретном сотруднике. Полиция, журналисты, его собственное начальство, да и сам Леннокс. Однако ему теперь до конца жизни придется говорить об этом "менеджере по стратегическим операциям в группе проектов по высокоскоростным железнодорожным дорогам Великобритании". Ответ Гоуда звучал как подготовленное отделом кадров описание преимуществ работы на позиции Гарета Хорсбурга.
– На государственной службе Хорсбург имел доступ к большому числу льгот: длинный ежегодный отпуск, привлекательные варианты пенсионных программ, гибкие и инклюзивные условия труда и многое другое для поддержания здорового баланса между работой и личной жизнью, – продолжал Гоуд, очевидно обеспокоенный мыслью о том, что человек с такими преимуществами мог слететь с катушек.