– Эти клоуны, – сказал он, указывая на улицу, очевидно, имея в виду стражей исламской революции в зеленых рубашках. – едва понимают фарси, не говоря уже об английском.
В тот Мухаррам, когда солнце зашло, мы послушно убрали наши лотки, готовясь последовать за скорбящими, которые направлялись в мечети, где мы послушаем ноху, траурные песнопения, и попробуем традиционную еду назри. Эту часть дня я любил больше всего. Нет ничего более восхитительного, чем когда в мечети выключают свет и люди начинают молиться и произносить дуа. Я делал то, что и всегда в этот день последние несколько лет, – спокойно сидел, думая о своей жизни и о том, чего я мог бы достичь. Может быть, я напишу великие книги – такие, как в библиотеке отца. В то время я был потрясен историей кузины Бетты, мстительной старой девы, которая разрушает все вокруг себя, и подлой Валери. В тот день, сидя в мечети с сестрой, я и подумать не мог, что больше никогда не познаю такого мира и покоя.
Разумеется, я глубоко заблуждался.
По дороге домой мы услышали отдаленный, но зловещий шум толпы. Мы увидели поднимавшийся к небу дым. В тот момент казалось одновременно неизбежным и немыслимым то, что это коснется именно нас. Но так оно и было. Мы пробрались сквозь толпу со все возрастающим ужасом и обнаружили, что наш дом сгорел дотла, а родители мертвы. Я почувствовал себя физически больным, как будто меня, как болезнь, поразил ужас соседей, кричащих на улице вокруг нас. В ушах стояли насмешливые вопли стражей. Все это происходило в том самом месте, которое всего несколько часов назад было полно радости. Я посмотрел на усыпанное звездами небо. Когда-то оно приводило меня в восторг. Теперь я видел в его сверкании только предательство. Сестра крепко схватила меня за руку и закричала:
– НЕТ! НЕ МОЖЕТ БЫТЬ... – так громко и пронзительно, что все вокруг ненадолго замолчали. Затем она отпустила мою руку и рухнула на тротуар.
День четвертый
ПЯТНИЦА
18
Он не может ее взять за руку. Эта тропинка такая узкая, что за ней можно идти только друг за другом.
Да она бы и сама, наверное, не позволила.
Погода быстро меняется, пока они идут по длинной извилистой тропе, поднимающейся вверх по крутому склону. Тропинка резко поднимается и сворачивает, поэтому можно до последнего момента не заметить приближающейся угрозы. Возможно, поэтому Рэй Леннокс и Труди Лоу не видят опасности, уже поджидающей их. Загораживая свет, надвигаются угрожающего вида черные тучи и обрушиваются на них потоками дождя. Прогноз погоды ничего такого не обещал, и у них нет непромокаемой одежды. Оба насквозь промокают к тому времени, как добираются до деревни. Труди, похоже, все равно – она в каком-то оцепенении бредет вверх по грязной тропинке, мокрые волосы прилипли к голове.
Прогулка была настолько напряженной, что натиск стихии кажется Ленноксу неизбежным ее продолжением. Слова "Дин" и "Аманда" в течение нескольких часов грозили сорваться у него с языка. Невозможно узнать знать об одном из них, не сказав о другой.
Драм–Аманда... какого хрена...
Леннокс пытается убедить себя, что его нерешительность, по крайней мере отчасти, оправдывается тем состоянием, в котором находится Труди. Если она и заговаривает, это все бессвязные речи о ее отце, сопровождаемые горькими слезами.
Впереди виднеется коттедж Джеки и Ангуса, длинный белый домик с отремонтированной шиферной крышей. Здесь они оказались по странной прихоти двух страдающих, растерянных людей. Это он в отчаянии предложил провести время где-нибудь, где они могли бы поговорить о смерти ее отца и, возможно, вернуть отношения в прежнее русло. Прервать, наконец, это долгое молчание, которое, подобно этим нависающим над головой тучам, заполняет пустоту, оставшуюся после того, как любовь ушла. Однако все пошло не совсем так. Во время этой бесцельной прогулки Леннокс внезапно осознал, что они проходят мимо поместья семьи Ричи Галливера, и взволнованно рассказал ей об этом. По его просьбе они остановились и подошли ближе, чтобы осмотреться, пока не услышали лай собак, вынудивший их отступить. Труди даже не казалась встревоженной, и он принял ее спокойствие за молчаливое согласие.
С тех пор она почти все время молчала, и он все острее чувствовал, как сильно облажался, а напряжение между ними продолжало нарастать.
Ты подводишь ее сейчас, когда ты ей особенно нужен.
Ты не можешь исправить того, что случилось.
Ты и себя самого не можешь изменить.
Промокшие, они возвращаются в коттедж, собираясь обсушиться и согреться у огня. Но когда Леннокс выходит через заднюю дверь во двор, где красуется большая деревянная конура с надписью над входом "КОНДОР", он обнаруживает, что дрова, хранящиеся в пластиковом контейнере с сорванной крышкой, тоже намокли. Растопка, конечно же, сгорает, так и не сумев зажечь их. Сквозь уныние Труди, наконец, прорывается раздражение. Обхватив себя руками и шмыгая носом, она оглядывает холодный коттедж.