— Да, я тоже, кажется, читал об этом случае. Только не помню, чтобы в сообщении упоминалась Энн Тейлор.
— Энн Тейлор и не упоминалась, — сказала Андреа. — Дело в том, что Энн, когда сбежала из дому, поменяла имя и фамилию. Раньше ее звали Соня Блэклип.
Глава 28
Словно почувствовав, что сказала слишком много, Андреа замкнулась и умолкла. Сказала она и впрямь немало, и теперь картина предстала передо мной под несколько другим углом. Грант тоже притих, и хотя я продержал их еще минут десять, ничего интересного они больше не сообщили.
Прежде чем уйти, Андреа попросила, чтобы я оставил их в покое. Я пообещал. Они ушли вместе, придавленные, грустные, понурые, испуганные теми последствиями, которые могло повлечь мое неожиданное вторжение в их тихую жизнь. Мне было жаль эту пару. И еще я сильно сомневался, что сумею сдержать данное слово. Они знали больше, чем рассказали. Скорее всего Энн Тейлор поведала подруге нечто важное, нечто такое, чем Андреа поделилась с Грантом и о чем эти двое после смерти Энн поклялись молчать.
Отец Энн, Ричард Блэклип, был на фотографии вместе с Лесом Поупом. Поуп организовал убийство Малика и Джейсона Хана, Хан был парнем дочери Блэклипа. Связи, связи. Но куда и к кому они все ведут?
Четверть часа спустя я шел по Эссекс-роуд, еще не зная, куда иду, и говорил по телефону с Эммой Нилсон. Она так и не нашла ничего интересного о Тадеуше и его возможных связях с Маликом, Поупом или Николасом Тиндаллом и до сих пор не получила ответа от своего знакомого по поводу телефонных номеров из мобильника Билли Уэста. Мою просьбу узнать что-нибудь о болезни Энн Тейлор или хотя бы имя ее психиатра Эмма восприняла без особого удовольствия.
— Деннис, у меня куча дел. В три часа редакционная летучка, а в половине шестого мне нужно быть дома, потому что придут менять окно. Я уже потратила на это расследование уйму времени.
— Пожалуйста, это важно.
— Почему? Это имеет какое-то отношение к делу?
— Я не могу сейчас объяснять. Пожалуйста, поверьте мне, ладно? Еще раз. Поверьте, я бы не просил, если бы не думал, что это важно.
Она громко вздохнула, но пообещала сделать все, что сможет, а я сказал, что перезвоню попозже.
Закончив разговор, я вдруг понял, что стою перед баром «Полумесяц». Бар находился в полумиле от полицейского участка, где прошла немалая часть моей прежней жизни, и всего в нескольких сотнях ярдов от Ислингтон-Грин и ярких огней Аппер-стрит. Я заглянул в окно. У стойки курили и смеялись двое мужчин, незнакомый бармен полировал бокалы. Когда-то я знал хозяина заведения и частенько заглядывал сюда после утренней смены — пропустить пару пинт пива, потрепаться о пустяках в приятной, радушной обстановке. Здесь ли он еще? Может, зайти? В какой-то момент желание почти перевесило здравый смысл — уж больно захотелось тепла и общения.
Но осторожность все-таки победила. Рядом участок. Слишком рискованно. Нечего даже и думать. Мысленно я отругал себя за глупые мысли. Сюда мне вход заказан. Навсегда. Прошлое не вернешь. Для меня оно закрытая книга.
И все же, как себя ни убеждай, прошлое не отпускает. Даже то, что хотелось бы забыть. За три дня, что прошли после возвращения в город, зияющая бездна, измерявшаяся днями, месяцами и годами, сократилась до тоненькой, едва заметной трещинки. Каждый шаг, каждый узнаваемый запах, каждая знакомая улица настойчиво тянули меня назад, через время, а после того как Андреа упомянула Коулман-Хаус, призраки тех последних горьких дней снова выходили из тени и взывали ко мне: погибшие невинно, получившие по заслугам и, конечно, прекрасная и таинственная Карла Грэхем, женщина, на несколько мгновений ставшая мне ближе, чем все остальные.
Я еще долго, слишком долго стоял в тусклом свете зимнего солнца, пока холодный ветер не пробрался под куртку и не тронул меня стылыми пальцами. Только тогда я повернулся и зашагал прочь, спеша удалиться от того, что напоминало давние времена. Но чем дальше я уходил, тем явственнее ощущал дыхание призраков, не желающих, как всегда, выпускать жертву из своих цепких объятий.
Глава 29
— Соня Блэклип, — сказала Эмма, еще не зная, что это имя уже знакомо мне.
Она сидела, подобрав под себя ноги, на оранжевой софе, в простенькой белой футболке и джинсах, и ее только что вымытые волосы падали вольными прядями на плечи. Время от времени Эмма прикладывалась к бутылке пива, которое я принес с собой. Выглядела она, учитывая недавние события, на удивление свежей, бодрой и домашней. Я сидел в кресле напротив, слушая ее, попивая пиво и потягивая сигарету. Часы показывали начало восьмого, и я тоже позволил себе расслабиться.