Председатель спорткомитета, забросив все дела, вызвал нашего директора, в сопровождении своих заместителей «вершить суд» надо мной. На просьбу азербайджанцев вернуть их несправедливую жалобу, последовал ответ:
— Ваше дело было подавать жалобу, а наше — принимать меры.
Как я и предполагал, результатом судилища было распоряжение Александру Георгиевичу «рассмотреть вопрос о соответствии И. Алиханова занимаемой должности». Удрученные, мы с ним вместе вышли из цирка, где проводились соревнования. Я рекомендовал ему подчиниться, а он спрашивал меня: «А что я напишу в приказе?»
Таких случаев давления на Сашу, наверное, было немало. И поскольку он был человеком бескомпромиссным, над ним уже сгущались гневные комитетские тучи. Все ожидали, что его освободят от работы…
Однако до этого дело не дошло. На воскреснике, когда студенты помогали строить крытый бассейн, Саша вдруг упал и умер от инсульта.
Много лет в годовщину его смерти сотрудники приходили на кладбище помянуть своего любимого директора.
Наш новый директор Самсонадзе трепетал перед председателем Спорткомитета как кролик перед удавом. Естественно, что желание Сихарулидзе сменить четырех заведующих кафедрами было для Самсонадзе приказом к неукоснительному исполнению. Однако не так-то просто выгнать выбранных по конкурсу квалифицированных специалистов, сразу четырех, да еще и по антиконституционному признаку — пятому пункту. Надо было найти вескую причину.
О предстоящих неприятностях я стал догадываться, когда директор, с которым мы были знакомы еще по совместной учебе в Москве, вдруг стал при встрече нос к носу не замечать меня.
Удивительно, как меняется обличие человека, предавшего свои нравственные принципы. Некрасивая, но волевая физиономия Самсонадзе с несколько тяжелым подбородком превратилась в «смазь» с бегающими светляками-глазками. В общем толковый и знающий специалист, он стал повторять с чужих уст совершенную чепуху. На сотый день после своего назначения он созвал общее собрание преподавателей института, где пытался подвести итоги своей деятельности, повторяя, что палавандишвилевская эра окончилась. В частности, во двор, где еще лежали строительные материалы, была водворена, по его приказу, кавказская овчарка на цепи, которая на сто второй день нового «президентства» околела, что придало прошедшему юбилейному мероприятию несколько комическую окраску.
Скоро мое предчувствие оправдалось самым неожиданным образом. Колонна нашего института провалила выступление на первомайском параде. По сценарию, утвержденному Самсонадзе, девушкам перед трибуной нужно было выполнить упражнения с обручами для художественной гимнастики, а в это время между их шеренгами должны были проехать велосипедисты с флагами.
В составе праздничной колонны, представляющей Тбилисский оперный театр, принимала участие и моя дочь Лилли (фото 75).
От вящего усердия было решено украсить обручи цветами. Накануне праздника обручи отправили во Мцхету к известному цветоводу Мамулашвили. Не поняв замысла, Мамулашвили легкие 300-граммовые гимнастические обручи украсил мхом и цветами и превратил в трехкилограммовые венки. Они были доставлены на грузовой машине на проспект Руставели непосредственно перед началом выступления. Делать с ними упражнения было невозможно, однако придать им первоначальный вид директор не решился, ведь за это уплатили немалые деньги.
Во время выступления венки стали валиться из рук девушек, а велосипедисты, натыкаясь на них, падали. Одним словом, случился полный конфуз.
Весь этот позор я видел по телевизору и тут же понял, что появилась веская причина для расправы с неугодными заведующими кафедр, хотя в подготовке и в проведении парада я не принимал никакого участия. Виноватым во всей этой истории был, разумеется, в первую очередь, сам директор.
Последовавшие затем события были выдержаны в стиле персидского завоевателя Шах-Абасса. Совет института был целиком вызван в кабинет председателя Спорткомитета. В давящей тишине, выдержав паузу, председатель выдавил:
— Кто виноват?!
— Мы все виноваты и достойны наказания, — ответил по сценарию директор.
— Считайте, что вы все освобождены от работы. Завтра я приду в институт, и каждый из вас будет заново подавать заявление о приеме. Там посмотрим, кто из вас достоин быть преподавателем. Все свободны!
Есть такой восточный анекдот.
Жена будит Ходжу Насреддина. Мол, на улице какой-то шум, скандал.