5 марта
Заболел. Мне нравится болеть, я спрашивал мать, как она положит меня в гробу, если я умру: руки по швам или скрестит на груди?
МАРБАХ, 10 марта
Добрался до Марбаха. Унылый, серый городишко с крепостной стеной и улицами, мощеными черным булыжником, существующий лишь благодаря грудам макулатуры, оставшимся от мертвых писателей, и памяти. В архиве германисты в дорогих ботинках.
11 марта
Мои окна выходят на тропу Ленау, по которой время от времени бегают неизвестно откуда здесь взявшиеся спортсмены. Я вчера возвращался из продуктового магазина, одного на весь город, по этой грязной тропе Ленау, смотрел на коричневые поля, на бурый Некар и автобан вдалеке, навстречу мне — бегун, румяный блондин, с длинными ногами, бежит, тяжело дышит, а у меня тяжелая сумка. Он пробежал мимо, я остановился, долго смотрел ему вслед.
13 марта
Сегодня проезжал Ротвейль, ужасный немецкий город. За окном поезда — безотрадный пейзаж, грязные кирпичные дома, черные бараки, ржавый перрон: только в таком городе могли вывести самых злых и кровожадных собак на свете — ротвейлеров. В годы мировой войны ротвейлеры рвали евреев на части. Потом проезжал Фульду. Жуткий город. Огромные серые трубы дымят черным дымом под свинцовым небом. На подъезде к железнодорожной станции на стене одного дома промелькнуло слово:
ESPERANSA
Вечером приехал в Веймар. Льет дождь. Почти все магазины разорились, пустые витрины. Процветает лишь сувенирная лавка. G. обрадовался, когда меня увидел, стал рассказывать, ему тяжело: через два года на пенсию, а сотни тысяч писем Гердера еще не откомментированы!
16 марта
Гулял по городу. Заглядывал в окна, смотрел, как в кафе, ресторанах официанты и официантки в фартуках вытирают столы, ставят на них стулья; холодно. Думал, как сильно я ненавижу жизнь, все ее разнообразные проявления. Но это не значит, что я люблю смерть (или что-нибудь в этом роде). Смерти я тоже боюсь.
ЖЕНЕВА, 17 марта
По дороге в Женеву: снег, солнце и туман. В Женеве огромные дома, массивные двери, дубовые, стеклянные, роскошные подъезды, все сверкает, всюду реклама часовщиков, ювелиров. Толпы мусульман. Когда проходишь по набережной мимо лодочных гаражей, кажется, будто оказался в центре подготовки арабских террористов.
У озера лебеди требуют корма, фыркают, если ты отказываешься их кормить, поворачиваются к тебе своими грязно-желтыми задами. (Такое поведение, впрочем, свойственно не только лебедям.)
ЦЮРИХ, 19 марта
Всю ночь за окном ухал филин. Я представлял его, большого, с круглыми глазами, сверкающими в темноте, сидящего на какой-нибудь толстой ветке старого дерева, а потом, засыпая, вдруг вспомнил, как однажды, когда я учился в школе, мы с одноклассниками нашли на школьном дворе, под большим кленом, околевшую сову; до революции на месте нашей школы была церковь с кладбищем, а еще раньше — женский монастырь. Мы находили там не только околевших сов, еще медные монеты, осколки посуды, кости.
У старых азиатов взгляд как у хитрых животных.
Падчерица дочери Гофмансталя рассказала историю про прусского графа. Он, как у них положено, женился на графине, а та вскоре после замужества полюбила офицера. Граф был без ума от жены, а потом узнал, что она любит другого. И он бы дал ей развод, но ведь развод в аристократических семьях — такой скандал! Тогда граф, мужчина благородный и порядочный, стал каждый вечер играть в русскую рулетку, пока, наконец, не застрелился. Графиня тоже была порядочной и благородной: она год носила траур по мужу, а потом вышла замуж за того офицера и была с ним счастлива до конца жизни.
К соседям-индусам каждый вечер приходит высокий швейцарец с русой бородой, меня смущает, что он ест еду, которую индусы готовят.
МАРБАХ, 22 марта
Накануне виделся с К… Швейцарские йогурты всегда были для нее недостаточно кислыми.
23 марта
Беременной жене Дениса нужен механический молокоотсос. Молокоотсосы бывают двух видов: механические и на батарейках, швейцарские самые лучшие. На прошлой неделе Денис принимал участие в заплыве моржей.
Однажды я несколько дней гостил в замке под Гöттингеном, в котором в годы Тридцатилетней войны располагался лагерь Валленштейна. Замок был не очень впечатляющим — в готических романах они всегда больше; ремонтировали протекавшую крышу. Помню, я там пил чай из двухсотлетнего сервиза в огромной комнате за огромным столом. Еще помню огромный туалет для гостей с каменным полом и тяжелой скрипучей дверью, которую невозможно было открыть тихо; если ты ночью шел в туалет, то скрип слышался по всему замку, в туалете не было электричества, только керосиновая лампа. Хозяином замка был барон — маленький, толстый, с короткими ногами и черными глазами. Кроме замка, у него была конюшня с двадцатью лошадьми; пока мы до нее дошли по свежераспаханной пашне, я весь заляпался грязью: я был в кедах, а у барона были высокие кожаные сапоги. (Так состоялось мое первое и единственное знакомство с европейской аристократией.) Потом я поехал в Гöттинген и там остановился у племянника одной знакомой, он держал студенческое кафе. Официантами и барменами у него работали исключительно члены университетской команды по регби, у высокого мускулистого бармена были большие бицепсы с синяками. На третий день моего пребывания этот племянник рассказал мне, как ездил в Таиланд, и какие там дешевые, в отличие от гöттингенских регбистов, мальчики.