Парксу, в отличие от многих других, удается вырваться живым из вьетнамского ада. По дороге домой он пишет: "Глядя вниз на рисовые поля, которые так хорошо знаю теперь, я задавал себе вопрос, имел ли я право находиться там. Когда я попал в армию, таких вопросов у меня не возникало, но сейчас, когда я уезжаю отсюда, вопросы появились. Там, в Штатах, во время начальной военной подготовки нам постоянно твердили, что этим людям нужна наша помощь, что они бедны и не знают, как справиться со своими проблемами, что мы обещали помочь им и поэтому не можем оставить их одних. Все это так, но временами мне казалось, что мы приносим им больше вреда, чем пользы. У меня никогда не было чувства, что я сражаюсь за какое-то справедливое дело".
Дэвид Паркс не одинок. Многие американские солдаты осознали сегодня несправедливость и бессмысленность войны в Индокитае. В результате резко упала дисциплина, участились случаи неповиновения офицерам, отказа идти в бой и даже бунтов целых подразделений. Журнал "Ньюсуик" называет американских солдат во Вьетнаме "солдатами самой разложившейся из действующих армий в истории войн"{7}. 45 процентов "джи-ай" в поисках забвения пристрастились к наркотикам. "Моральный дух наших войск, - пишет газета "Крисчен сайенс монитор", - вероятно, никогда не был столь низок за всю историю армии Соединенных Штатов, как сейчас во Вьетнаме... Плачевное состояние армии само по себе ныне стало одним из убедительных доводов в пользу скорейшего завершения этой войны"{8}.
Президент Никсон признал: "...Во Вьетнаме мы участвуем в такой войне, в которой нет героев"{9}. Нет и не может быть героев в несправедливой, захватнической, преступной войне, которую ведут Соединенные Штаты. Не зря даже американская печать называет американских солдат во Вьетнаме "обреченными умирать за умирающее дело".
"Прости меня, Вьетнам, если можешь!" - восклицали ветераны "грязной войны", швыряя свои ордена и медали на мраморные ступени Капитолия во время антивоенных демонстраций в Вашингтоне. Их устами говорила совесть Америки.
Под ударами патриотов, под давлением своего народа и мировой общественности Вашингтон был вынужден вывести из Вьетнама большую часть своих сухопутных войск, заменив их солдатами марионеточной армии Сайгона. Теперь он снова делает ставку на пресловутую "вьетнамизациго" войны, суть которой состоит в том, что интервенты сражаются в воздухе, а сайгонские солдаты - на земле.
Однако и "вьетнамизация" не оправдала надежд агрессоров. Начав в конце марта 1972 года широкое наступление, Народные вооруженные силы освобождения разгромили почти половину из 13 дивизий регулярной армии Сайгона и нанесли крупные потери остальным, освободили территорию, на которой проживает два миллиона человек. Теперь на всей освобожденной территории Южного Вьетнама число жителей достигло уже 12 миллионов.
Ход боев показал: ни "вьетнамизация", ни "американизация" войны не могут решить проблемы Вьетнама. Эта проблема должна быть и может быть решена только путем переговорен, на основе уважения национальных прав вьетнамского народа.
Героев Вьетнама нельзя сломить. Вьетнамцы, как признает газета "Вашингтон пост", сегодня не менее энергичны, изобретательны и настроены не менее решительно, чем два, пять или двадцать лет назад". Вьетнамские патриоты, отмечает газета "Нью-Йорк таймс", "черпают свою - силу из летописи сопротивления иностранному вторжению", в то время как сайгонские власти "весьма запятнаны всей своей историей раболепия и своекорыстия".
Советские люди с восхищением следят за мужественной борьбой вьетнамского народа. Твердо поддерживая предложения Демократической Республики Вьетнам, являющиеся реальной и конструктивной основой для урегулирования вьетнамской проблемы, Советский Союз выступает за прекращение бомбардировок ДРВ, за полный и безусловный вывод из Южного Вьетнама войск США и их союзников, за то, чтобы народы Индокитая имели возможность сами определять свою судьбу, без какого-либо вмешательства извне.
Верный своему интернациональному долгу, Советский Союз оказывал и впредь будет оказывать всестороннюю поддержку вьетнамскому народу в его борьбе против империалистической агрессии, за освобождение своей родины. На стороне борющегося вьетнамского народа поддержка других социалистических стран, всего прогрессивного человечества. И мы верим, что недалек тот день, когда героический народ Вьетнама добьемся торжества своего правого дела.
Полковник А. ЛЕОНТЬЕВ
Часть первая: учеба
Воскресенье, 21 ноября 1965 года
Форт-Дикс, Нью-Джерси
В армии все воспринимается совсем по-другому. Я здесь всего три дня, но они тянутся, как три года.
В прошлый четверг мачеха Лиз постучала в дверь моей комнаты в четыре часа утра и заявила, что пора идти на встречу с дядюшкой Сэмом. Я притворился, что не слышу. В действительности я проснулся в три часа и больше уже не спал. Отец встал проводить меня, но был немногословен. Слишком раннее время для него. Он просто пожелал мне всего самого хорошего и заявил, что наша семья отлично обойдется и без героев. А потом снова лег спать.
Лиз, кажется, немного встревожилась, заметив, что я не доел яичницу с беконом, но мне просто не хотелось есть. Из Уайт-Плейнса до призывной комиссии в Маунт-Верноне она ехала вместе со мной. Было еще темно и чертовски холодно. В прогнозе по радио сказали, что будет тепло. Метеоролог, должно быть, судил о погоде, сидя в горячей ванне.
Картина на призывном пункте была безотрадной: ребята замерзли, дрожали, выглядели потерянными и испуганными. Вокруг причитали матери и отцы, словно нас уже отправляли во Вьетнам. Я сидел в машине до самой последней минуты. Пройдет по меньшей мере два года, прежде чем я снова стану свободным человеком.
Всего на пункте собралось около ста человек, большинство - белые, но среди них было несколько пуэрториканцев и негров. После проверки фамилий по списку нас посадили в два автобуса и повезли на призывной центр Форт-Гамильтон в Бруклине. Все призывники - молодые ребята, я среди них, должно быть, самый старший. Я все время высматривал, нет ли таких, кого я знаю, но все оказались совершенно незнакомыми. Многие были одеты совсем легко и очень замерзли, но в автобусе все согрелись. На пути в Форт-Гамильтон почти никто не разговаривал. Я сидел рядом с битником с длинной бородой и волосами до самых плеч. Это был симпатичный и смышленый парень, и мы нашли общую тему для разговора, поскольку оба после двух лет учебы в университетском колледже валяли дурака. Его очень угнетало, что он попал в армию. "Ненавижу все, что связано с этой проклятой армией. - Эту фразу он повторил несколько раз. - Просто не знаю, что буду делать здесь". Впрочем, я чувствовал себя точно так же, только не высказывал этого. Нет смысла рассуждать об этом, если ты не намерен отказаться от принятия присяги. А отказываться я не собирался.
Когда через два часа мы приехали в Форт-Гамильтон, нас всех загнали в одну большую комнату. Тут были ребята из Нью-Йорка, Квинса, Уэстчестера, Бруклина и многих других мест. Первый лейтенант произнес перед нами короткую речь, заявив, что тот, кто хочет отказаться от службы в армии, пусть выйдет из этой комнаты. Я краешком глаза посмотрел на битника: не выйдет ли он из комнаты? Нет, не вышел. Никто не вышел. Чтобы выйти, тоже ведь надо набраться смелости. Потом офицер приказал нам сделать шаг вперед правой ногой, поднять правую руку и произнести присягу. Эта церемония длилась не более одной минуты. У меня было такое ощущение, словно я попал в ловушку.