Мы переехали отчасти из-за того, что жизнь в Чикаго стала слишком суетливой, а отчасти потому, что я почувствовал необходимость сменить направление в своем писательском труде. Как журналист, я описывал истории других людей; теперь же пришло время обратиться внутрь себя, к более глубоким и личным вопросам. Мне нужно было исследовать собственную веру и описать каждый шаг на этом пути. Меня до сих пор удивляет, что всем этим я умудряюсь зарабатывать себе на жизнь. Представителям других профессий приходится решать непростые вопросы веры в стороне и зачастую независимо от своей деятельности. Мне же платили за то, чем я занимался бы все равно.
В процессе этого я по-прежнему оставался журналистом, чувствуя, что призван говорить от лица простого пилигрима с церковной скамьи. Наверное, из-за того, что я вырос в нездоровой церковной среде, я избегаю представлять какую-либо формальную часть христианского мира. Я не рукоположен в служители церкви, и за мной не стоит никакая организация, репутацию которой я должен защищать. Я — вольный художник, свободный анализировать собственные вопросы, куда бы они меня ни вели, не беспокоясь о нежелательных последствиях. Я отправляюсь к экспертам, узнаю у них все, что только возможно, а затем перевожу ответы, которые мне кажутся полезными, в читабельную форму.
Каждый писатель, соприкасающийся с духовными вопросами, разделяет обеспокоенность Томаса Мертона о том, что его книги изображают духовную жизнь так безбоязненно и уверенно, в то время как сам он мучим колебаниями, сомнениями и даже страхами. У меня часто складывается впечатление, что ценность записанных мной слов более долговечна, чем моя жизнь, и я чувствую, что чем выше я забираюсь в своих писательских исследованиях духовных вопросов, тем в более ложном свете представляю собственную бестолковую жизнь. Как я убедился, редактировать слова гораздо проще, чем редактировать жизнь. Когда я получаю от читателей письма, в которых они рассказывают, какое влияние оказали на них мои произведения, мне хочется возразить: «Да, но вы не знаете меня. Поговорите с моей женой!» Умение составлять слова дарует людям, пишущим о вере, право говорить от лица других, хотя мы его не заслуживаем.
Я несколько раз описывал в своих книгах годы, проведенные в христианском колледже, хотя никогда не указывал его названия. Я не догадывался, насколько сильно огорчаю сотрудников этого колледжа, пока однажды не навестил колледж и не поговорил кое с кем из преподавателей и администрацией. «Почему ты так обижаешь нас? — спросил один профессор. — Зачем писать только о плохом? Мы наградили тебя как лучшего студента года, а ты только то и делаешь, что при каждой возможности нападаешь на нас!» Не защищая себя, я старался просто слушать. Я понимал, что реакция этого профессора направлена на несправедливую силу слов — моих слов, которые через мои книги распространились по всей стране, представляя одну ограниченную и неадекватную точку зрения, и это смущало его.
Почему же мы, писатели, занимаемся этим? «Составлять много книг — конца не будет», — вздыхал Екклесиаст около трех тысяч лет назад, однако за один только прошедший год в США увидели свет четверть миллиона новых изданий. Мы продолжаем писать, порождая все больше слов, способных как причинять вред, так и утешать. За всяким писательством стоит определенная самонадеянность. Так, составляя это предложение, я имею наглость верить в то, что оно заслуживает потраченного вами времени. Тем самым я, человек, с которым вы, скорее всего, никогда не встречались, претендую на ваше внимание, подвергая вас влиянию своих слов и мыслей. Выслушайте меня, пожалуйста, без возможности ответить.
Думаю, мы делаем это потому, что нам, кроме своей точки зрения, предложить больше нечего. Все, написанное мной, окрашено моей семьей, моим детством, проведенным на Юге в консервативной среде, моим странствием по духовным закоулкам. Я могу страстно описывать только свой жизненный опыт, — не ваш. И, тем не менее, мой взгляд на церковь, семью и нетвердые шаги к вере может вызывать у читателя определенную реакцию подобно тому, как колебания гитарной струны создают гармонические обертоны. Как сказал Уолкер Перси, писатель помогает обнаружить то, о чем читатель знал, но не знал, что он это знает.