Выбрать главу

Второго раньше видеть мне не приходилось. На его форме я разглядела две серебряные рыбки, а значит, он был старше Болина по званию. Лицо его было скрыто тонкой тканью москитной сетки, но по походке и осанке я предположила, что из них двоих он моложе. Я поклонилась и, получив поклон в ответ, пошла по садовой дорожке специально медленно, чтобы гости успели слиться с тишиной, столь необходимой для чайной церемонии.

Перед чайным домиком лужайка сверкала в лучах солнца: как и полагается, отец уже разбрызгал воду в знак чистоты. Я омыла руки в каменной чаше, гости последовали моему примеру, а потом уселись на скамейку в ожидании. Через мгновение из домика раздался легкий звук колокольчика, я отодвинула дверь и пригласила гостей внутрь. Вход был низким, и Болин не без труда опустился на колени, чтобы пролезть через дверь. Второй офицер остановился и посмотрел на меня. Его взгляд под сеткой казался твердым.

— Это единственный вход?

— Господин, есть еще один, но никто, кроме чайного мастера, не имеет права им пользоваться. — И я поклонилась.

— В городах почти не встретишь чайных мастеров, которые требуют от гостей на коленях войти внутрь, — ответил он.

— Это старый чайный домик, господин. Он построен в те времена, когда считалось, что чай одинаково принадлежит всем, так что все должны встать на колени перед церемонией.

На этот раз я не поклонилась, и мне показалось, что по его лицу, прежде чем оно изобразило улыбку вежливости, скользнула тень раздражения. Не произнеся ни слова, он опустился на колени и вполз в чайный домик. За ним последовала и я. Закрывая дверь, я почувствовала, как дрожат пальцы: надеюсь, никто этого не заметил.

Майор Болин уже устроился у стены, так что его спутнику ничего не оставалось, как усесться рядом. Я нашла себе местечко вблизи от входа для гостей. Отец сел на колени напротив пришедших, и, когда мы все сняли сетки, он поклонился.

— Добро пожаловать, майор Болин. Ваш визит — долгожданная радость. Слишком много воды утекло с тех пор, как вы последний раз посещали нас.

Отец четко следовал этикету, но произнес он это с теплом, какое позволял себе, только общаясь со старыми друзьями и постоянными гостями.

Майор Болин поклонился в ответ.

— Мастер Кайтио, мне радостно вновь быть в вашем чайном домике. Я привел с собой гостя, надеюсь, он получит такое же удовольствие от вашего чая, как и я. — Он повернулся к спутнику: — Это командор Таро. Он только что переведен к нам из южных провинций Нового Киана, и я хотел бы оказать ему уважение, угостив лучшим чаем во всей Скандинавской унии.

Без сетки Таро действительно выглядел младше Болина. Он брил бороду, и в волосах не было и намека на седину. Выражение лица командора не изменилось, когда он поклонился.

Поприветствовав гостя, отец удалился в боковую комнату и скоро вернулся с наполненным водой котелком и поставил его в специальное углубление в полу прямо поверх сухого торфа. Вскоре огонь запылал. Я слушала шуршание одежды отца — он опять ушел в боковую комнату и вернулся с деревянным чайным подносом, на котором стояли две чашки и два чайника — большой металлический и маленький глиняный. Он поставил поднос на пол рядом с очагом и уселся так, чтобы видеть воду в котелке. Я знала, что майор Болин любит зеленый чай, а для него вода не должна быть слишком горячей.

«Когда ты насчитаешь десять маленьких пузырьков на дне котелка, пора переливать воду, — учил отец. — Пять — это слишком мало, а двадцать уже чересчур».

Вода нагрелась до нужной температуры, и отец перелил ее в большой чайник. В детстве мне часто приходилось следить за его движениями, потом я бесконечно повторяла их перед зеркалом, пока не начинали болеть спина, шея и руки. Однако у меня совсем не получалось двигаться так же плавно — словно дерево на ветру, как и он, — я казалась себе неуклюжей.

«Ты пытаешься просто копировать, — сказал мне тогда отец, — а поток должен исходить изнутри, безостановочно течь сквозь тебя, подобно дыханию или жизни».

Только когда я начала размышлять о воде, я поняла, что он имел в виду.

У воды нет ни начала, ни конца, как нет их в движениях чайного мастера, когда тот готовит чай. Каждое мгновение тишины, каждая остановка — это часть потока, и, если кажется, что движение вдруг замерло, это означает, что человеческие чувства просто не в силах зафиксировать происходящее. Поток разрастается, утихает и изменяется, точно вода в котелке, точно сама жизнь.