Коллеги крыс тоже недолюбливают. Это из–за них приходится съедать тормозок сразу по прибытии на рабочее место. Иначе найдут и выпотрошат, куда ни спрячь. Один хитрец решил их обмануть — на проволоке подвесил тормозок к раме. Крыса спустилась по проволоке и ела его, раскачиваясь как попугай на жердочке.
С напарником Носом ремонтировали течку (лоток, по которому товар ссыпается с конвейера в вагон). Забрались вагон, крутим гайки. Нос роняет ключ на дно вагона, в воду (там по щиколотку воды — течет из системы орошения), нагибается, шарит рукой по дну. Вдруг резко отдергивает руку, выражение лица обиженно–брезгливое, пальцы в человечьем дерьме:
— Бля–а–адь! Уроды! Сколько раз просил не срать в вагоны!
Пока я давился смехом, он отмывал руку в канавке. Ну а куда еще–то? На штреке холодно, дует. А вагон — самое удобное место.
Тот же Нос научил меня прикуривать, когда нет спичек. Привязал конец проволоки к раме, другим через обрывок газеты прикоснулся к троллее. Искры, брызги металла, газета вспыхнула — прикуривай
С бригадой алкашей монтажников послали меня в самое гиблое место — 3-ий бремсберг. Добирались туда полсмены. Коллеги с утра размялись самогоном, позавтракали, как они это называют; второй подход сделали, когда прибыли на место. Предлагали и мне — отказался. Я и без того невнимателен и неосторожен, а выпивши обязательно травмируюсь.
Около часа грузили ролики в вагон (это называлось «демонтаж конвейера»), затем двинулись в обратный путь. Каждый прихватил с собой по два ролика, которые по выезду были обменяны на самогон. Увидев, что я иду пустой, коллеги возмутились. Пить не будешь? Не пей. Главное, ролики возьми. И далее — про чужой монастырь и свой устав, про волчью стаю, живя в которой, нужно выть по–волчьи. Пришлось взять, чтобы не нервировать волков.
Выезжали лентами. В нескольких местах через ленту переброшены переходные мостики, на которых крупно написано мелом: «Спрячь рога, бык!» Проезжая под ними, все послушно пригибают голову, как бы соглашаясь с определением.
Опять монтажники–демонтажники, 3-ий бремсберг и езда на ленте. Не вняв призыву спрятать рога, я врезался башкой в мостик. Хрустнуло и затрещало. «Перелом основания черепа» — молнией пронеслось в мозгу. Но оказалось, что треснула каска. Не будь ее — убился бы на хрен.
Помогал зам. начальника участка Ж-ву украсть и выдать на поверхность рулон конвейерной ленты. Хорошо, что начальство доверяет и делает соучастником. Плохо то, что пока несли ленту, чуть не усрался от ее тяжести. Ноги дрожали, подкашивались и разъезжались, что вызывало насмешки Ж-ва. (Где раньше работал? В баре? Оно и видно.)
Вознаграждением стало разрешение выехать на 3 часа раньше и поспать в теплом машинном отделении третьей шахты. Зато возвращался пешком, по полям и лесам, под холодным ветром и моросящим дождем. Ощущал себя партизаном, которого послали на задание, объяснили дорогу, а он недопонял (поскольку вообще невнимателен) и теперь боится заблудится. Избегает открытых пространств и шоссейных дорог, где могут появится немцы.
Вжиться в роль помогали ремень спасателя на плече, цепь–пятнадцатка вокруг пояса и разобранное полотно железной дороги справа. Так заигрался, что сердце ёкнуло, когда на дорогу передо мной выскочил мотоцикл «Урал» с какими–то селянами.
Грузил, как обычно, свои вагоны, когда позвонил начальник участка:
— Нос с тобой?
Я растерялся. Нос был пьян с утра. Отметился в табельной, потолкался у клети, сказал, что ему сегодня очень хреново, и попросил отмазать, если что. Вечная проблема русской интеллигенции — что делать? Проявить благородство и прикрыть ненавистного мудака?
Или сподличать, заложить товарища, своего брата–шахтера?
— Да, — неуверенно выдавил я.
— Дай ему трубку!
— Он пошел пересып чистить.
— Да что ты пиздишь! Я его только что пьяного видел! — и бросил трубку.
Вот так. Ответ неверный, крутите барабан. — А кто же знал, что вместо того, чтобы проспаться, он добавит еще и будет шататься по шахте? — Ты знал, он всегда так делает. Теперь не обессудь.
С одним из наших стариков работали на штреке. Неподалеку уже знакомые долбоёбы–мотажники вытягивали оборудование из уклона. Зацепили трос лебедки за раму арочной крепи и дернули. Мой товарищ как раз присел на край вагона, снял каску и утирал с лысины пот. От рывка рамы разошлись, железобетонная затяжка грохнулась рядом с ним, вскользь задев по часам на руке. Блестящие внутренности часов брызнули во все стороны. Упади она чуть ближе — и лопнул бы череп как кокосовый орех.