Не веря ушам своим, я живо выпалил:
- Да, да, конечно, хочу!
- Завтра пойдешь домой переночуешь, а утром первого в гражданском, с баяном, в десять утра, чтобы был в Доме офицеров. Понял?!
- Так точно! - отчеканил я с улыбкой до ушей.
- Все остальные дни ночевать будешь при штабе полка, в роте обеспечения на улице Пушкинской. Знаешь где это?
- Да! То есть так точно, товарищ капитан!
Я был счастлив, как тот поросенок, которого в последний момент решили не резать, давая возможность превратиться в большую свинью. Неужели я завтра буду встречать Новый год с семьей и буду с Ирой десять дней подряд?! На радостях раздал ребятам свои запасы сигарет. Посыпались вопросы:
- Ты что, бросил курить? Чего вдруг? Чего лыбишься, как придурок?
- Завтра, ребята... - начал я медленно и тут же заорал: - Буду встречать Новый год с семьей! Дома!
- Псих какой-то.
В общем, быстро и коротко рассказал ситуацию, что я, мол, музыкант, и меня просят поиграть детские утренники, что живу во Львове и завтра иду домой.
- Ну тогда одними сигаретами не отделаешься!
Обещал чего-нибудь притащить.
Последний день уходящего 1964 года был прохладным и бесснежным. После подъема, пробежки и зарядки лейтенант подозвал меня.
- Иди приведи себя в порядок и вали к жене! - с доброй улыбкой приказал он.
- Есть валить к жене! - козырнул я и умчался на троллейбусную остановку.
Всю ту пару километров езды с лица не сходила придурковатая улыбка. Все это было так неожиданно и так здорово! Некоторые улыбались солдатику, кто-то смотрел с подозрением. Видимо, и впрямь выражение на моем лице было, как у "человека, который смеется". Дома меня не ждали. Ира знала, что я должен заступить на вахту с тридцать первого на первое, и, грустная, занималась ребенком. Мама открыла дверь.
- Ой! Эдинька! - ахнула она.
Отец с Лёней завтракали на кухне. Я их не видел два месяца, но как же за ними соскучился!
- Где Ира?
- Там, - кивнул папа в сторону комнаты.
Ира слышала мамин возглас и уже шла на кухню, за ее руку держался и топал ножками десятимесячный Виталька. Я рассказал им о ситуации, об утренниках на десять дней.
- Тебе идет военная форма, - сказала мама, окинув меня любящим взглядом.
- Хорошо тебе, - вставил Лёня, которому было уже шестнадцать.
Мы с Ирой заскочили в комнату, там наконец обнялись и поцеловались. Мама успела поставить на стол тарелки с яйцами, докторской колбаской, белый хлеб с маслом, что и было проглочено мной молниеносно и запито сладким какао.
- А я смогу с тобой ходить на утренники? - спросила жена.
- Уверен, что сможешь, почему же нет?
- Давай сейчас пойдем прогуляемся.
- Конечно, я тоже хочу куда-нибудь пойти, ведь у нас с тобой целый день впереди. Если б ты знала, как я хочу надеть свою одежду!
Ира бросилась к шкафу за своей. Через две минуты я стоял в гражданке. Мы вышли на кухню.
- Тебе так тоже хорошо, - сказал Лёнчик.
Ему много лет приходилось донашивать за мной одежду, конечно, если от нее что-то оставалось.
- Мама, можешь дать три рубля?
- Уже собрались куда-то? Конечно, мама, папа и ребенок вам не нужны!
Мама вышла из кухни и тут же вернулась с тремя рублями в руке.
- Держи! Когда вернетесь? Надеюсь, Новый год будем встречать вместе?!
- Обязательно! - я обнял и поцеловал ее. Впереди целый день счастья.
Новый, 1965 год встречали всей семьей.
К десяти утра следующего дня пришли в Дом офицеров. Оказалось, что Ольшанский будет Дедом Морозом, а та девушка, которая должна была быть Снегурочкой, заболела. Ольшанский Иру знал и тут же спросил ее, согласна ли она поработать Снегурочкой, причем за каждый утренник будут платить пять рублей, а баянисту семь.
- Конечно! С удовольствием! - обрадовалась жена.
Двенадцать рублей были дополнительным сюрпризом. Будем вместе и к тому же неплохо заработаем.
Первые пять дней проводили по пять утренников в день, а в последующие дни - по три и два. Те, кто были ответственны за утренники, выдавали Деду Морозу множество разных игрушек, которыми он награждал детей за стишок, песенку или танец. Перед началом утренника я делал "инспекцию" мешка с игрушками. Мой сын был с тех пор обеспечен ими до самой школы. На одном из утренников смеялись особенно весело. Дед Мороз поставил на стульчик трехлетнего мальчонку, который собирался рассказать стишок. Малыш начал:
- Высел миська на кильцо
Поцисать свое яце,
Цюхал-цюхал, не насел,
Пюнул на х... - (четко), - и посел.
Зал взревел. Дед Мороз высоко поднял мальчонку.
- Чей ребенок?! Чей ребенок?!
Долго никто не объявлялся, наконец появился папа, старший лейтенант, и с виноватым видом забрал сынишку с самым лучшим подарком от Деда Мороза.
В общей сложности за девять дней работы мы заработали четыреста восемьдесят рублей - таких денег никогда и не видели! Оставили себе сто рублей, остальное отдали маме. После утренников у нас еще оставалась пара часов, потом я мчался в часть, в роту обеспечения.
В один из вечеров, гуляя с Ирой по центру, встретили моего школьного товарища Валерку Бро по кличке Комар, которого не видел уже пару лет. Надо сказать, в классе, думаю, что и в школе, никто не имел столько денег, сколько он. Отец его, попавший во Львов после войны, долгие годы был в должности начальника мукомольных комбинатов области. Хлеб города и области был в его руках. Домой часто приходил, а то и приводили, пьяным. Папаня засыпал, Валерка запускал руку в его карман, вытаскивая, что схватит. Жил Комар за углом на улице Руднева. Чуть подрос и попал в колонию для малолетних преступников, после чего мы виделись нечасто. В отличие от Вовки Борчанова он никогда не дрался - жалил ножом, заслужив репутацию опасного.
- Привет, Комар! Давно не видел! - окликнул я его.
- О, привет, Эдька, а это кто? - указывая головой на Иру, держащую меня за руку, спросил Комар.
- Это моя жена Ира.
- Жена? - удивился Комар. - Привет, Ира, - протянул он ей руку, - когда ты успел?
- Успел, пока ты на "курорте" отсиживался.
- Ну да, вот только два дня как откинулся, а что у тебя?
- У меня, как у всех семейных - растет сынок, а я пока что служу, стою "попкой" в сорок восьмой колонии и охраняю таких, как ты!
- Что?! - вскричал он. - "Попкой" в сорок восьмой?! Да я же сидел в ней! Оттуда и откинулся!
- Ну да?! - изумленно воскликнул я.
- Вот бл...! Извини, Ира, - кинул он взгляд на Иру, - знал бы, ты бы мне на чифир подбрасывал!
Я выразительно пожал плечами. Худощавый Комар всегда был хорошо и аккуратно одет, носил прическу с выбритым широким пробором и старался быть вежливым с девушками. Мы поболтали еще немного и разошлись.
- Хорошо, что он не знал, - сказала Ира.
- Не знаю, - пожал я плечами.
- Хорошо, хорошо! - уверенно произнесла жена.
В следующий раз увижу Комара уже не скоро. Через полгода он сядет в третий раз.
Любовь и свинья
Закончились десять счастливых дней, и девятого января я прибыл на службу. За эти десять дней мама нашла момент и поведала мне, что Ира приходит поздно с занятий, и что от нее постоянно разит алкоголем. Я как мог защищал Иру, ее же просил не пить часто.
- Успела нажаловаться! - раздраженно бросила жена перед моим уходом.
С тяжелым сердцем я вернулся на службу. Утром следующего дня заступил на вахту. Мама приготовила для ребят вафельный торт и всякие коржики. Я припрятал бутылку водки и литровую банку салата оливье для солдат. Бутылку коньяка вручил лейтенанту Точильному.
Прошло недели три. Снежку поднасыпало. Зона грязной шлюхой разлеглась на белоснежной постели поля. До ближайшего жилья километра полтора. Я стоял на вышке. Одиннадцать вечера. Морозно. Мне в овчинном теплом полушубке тепло. Оставалось час до смены караула, как вдруг услышал свое имя. Подумал, что показалось. Слышу опять: