Глэдис склонялась скорее, к последнему. Ведь могло случиться все, что угодно — она могла неправильно выбрать грибки, у больного могла быть врожденная непереносимость пенициллина, или просто болезнь могла зайти слишком далеко… Молодая женщина даже думать не хотела, как все повернулось бы в этом случае. Как бы там ни было, егерь явно ожил. Он еще натужно кашлял, но уже охотно разговаривал с лекарем, и даже пытался шутить.
Конечно, об этом стало известно и в замке. Сэр Джейкоб передал ей через Мэг приглашение отныне делить с ним трапезу в парадном зале. Глэдис оценила это. В мире, где очень много значило происхождение, это было знаком серьезного признания ее заслуг. Начиная с того времени, она снова вернулась к медицинской практике. Теперь это было не так рискованно — защитой служили стены замка и имя его владельца.
А через полтора месяца у нее родился крепенький мальчик. Из деревни привезли самую лучшую повитуху. Сначала, правда, возникла некоторая заминка. Глэдис, несмотря на боли, не позволяла ей прикоснуться к себе, требуя, чтобы та вымыла руки. Напрасно женщина уверяла, что мыла руки вот только этим утром, строптивая роженица была непреклонна. Бедная Мэг металась от одной к другой, пытаясь убедить одну в том, что повитуха очень опытная, и у нее выживает каждый второй ребенок, не меньше! Другую она уговаривала, приводя в пример самые разные причуды рожениц. И наконец, конфликт был улажен — повитуха, не переставая недовольно ворчать, вымыла руки, и была допущена к процессу родов. Впрочем, все прошло гладко, заплатили ей щедро (об этом позаботился сэр Джейкоб), и женщина осталась вполне довольна.
Глэдис смотрела на сына, и ее переполняла тихая радость. Он казался ей самым красивым и самым чудесным существом на земле.
— Как Вы его назовете, миледи, — спросила как-то Мэг.
Малыш лежал в колыбельке, похожей на лодочку, укрытый одеяльцем из овечьей шкуры, и молодой женщине почему-то пришел на ум миф об аргонавтах.
— Джейсон, — сказала она неожиданно для себя, — Его будут звать Джейсон.
— Назвали бы Вы его как-нибудь иначе, — с сомнением сказала Мэг, — Ну, там, Бертольдом, или Бертраном, как какого-нибудь рыцаря, или, скажем, Артуром, или Ричардом, как короля… А Джейсон — что это за имя!
— Нет, пусть его зовут, как великого путешественника и воина, — улыбаясь, сказала Глэдис. Так мальчика и окрестили в замковой часовне.
Дни текли, похожие один на другой. Дел у Глэдис было много. Заботы о Джее занимали большую часть дня, помощь Мэг была просто неоценима, но в основном ребенком занималась мать. Не признавая кормилиц, она кормила его сама, неизменно вызывая неудовольствие Мэг. «Вам надо беречь здоровье, мистрис», — ворчала та, — «Виданое ли дело — леди сама кормит! Вы потеряете свою красоту!» Но Глэдис только отмахивалась. Ей нравилось в сынишке все — как он ест, деловито причмокивая, хмуря крошечные белесые бровки, как доверчиво посапывает, засыпая, этот теплый мягкий комочек. Он стал целым миром для нее. Отрываться от него, даже ненадолго, было выше ее сил.
И все же она по-прежнему практиковала. Больших трудов стоило убедить отца Джозефа, что никакого колдовства в ее ремесле нет. Священник смирился далеко не сразу, и не со всем в ее деятельности, но Глэдис не жалела, что потратила на него время.
Болезни, с которыми к ней приходили, были разнообразными — от разных ран и ожогов до инфекций. Приходилось лечить всех. Она вспомнила даже то, чему не уделяла особого внимания в университете, например, фитотерапию и массаж, не говоря уже о фармакологии. Ингредиенты для лекарств ей поставляли бродячие торговцы, которые порой забредали в замок. В их ящиках находилось масса всякой всячины — от ароматических масел до тканей и ювелирных украшений. Среди шарлатанских «чудодейственных» средств, которые они предлагали, Глэдис иногда находила настоящие перлы — кашалотовый воск, мускус, струю бобра, нутряной медвежий жир, живицу растений из далеких стран, растертый корень жень-шеня. Кроме того, когда кто-то из мастеров собирался в крупный город, чтобы продать там на базаре свои изделия, молодая женщина всегда давала список того, что нужно спросить у аптекаря. Как правило, ее поручения выполнялись, так как все понимали, что с каждым может случиться какая-то болезнь.
Лекарства ей приходилось готовить самой, но она справлялась, даже смогла освоить получение средств для наркоза в полевых условиях, ведь особенно много пришлось заниматься хирургией. Травмы встречались часто. Теперь Глэдис оперировала более смело, и все так же жалела, что не изучала работу доктора Кросби так подробно, как следовало. На полостные операции она решалась редко, только в крайнем случае, когда другого выхода не было, потому что на результате сильно сказывалось отсутствие полноценной асептики. Она очень старалась — заставляла поддерживать чистоту в операционной, не пускала туда никого в верхней одежде, сама переодевалась в чистое, входя в помещение, кипятила все что можно и как можно чаще. Но от главного неудобства деваться было некуда: оперировать приходилось голыми руками — не было подходящих материалов, чтобы сделать хирургические перчатки, которые можно легко стерилизовать, поэтому часто приходилось иметь дело с гнойными осложнениями после операций. И все же, как она могла судить по рассказам о деятельности других медиков, ее результаты были совсем не плохи. Сэр Джейкоб велел построить небольшой домик между внешней и внутренней стенами для того, чтобы Глэдис могла спокойно принимать больных, и отец Джозеф, поупиравшись, все же освятил его. В нем был камин, помещение вроде кухни, чтобы готовить лекарства, комната с операционным столом и маленькая кладовка, которую девушка приспособила под кабинет. Все это по приказу лорда тщательно убирали.
День, с которого начался новый виток истории Глэдис, был таким же, как все. С утра она, покормив Джея, вышла к воротам, чтобы осмотреть новых пациентов, потом принимала их в своем домике. После обеда она вышла с малышом на руках в сад на прогулку. Вдруг с верха донжона раздался резкий звук трубы. Молодая женщина подняла голову. Башенный сторож вскинул вверх и опустил сигнальный флаг. Это означало, что к воротам приближается всадник. Трое солдат побежали к подъемному мосту, чтобы встретить гостя, и вскоре он показался — усталый гонец в запыленной одежде прошел через двор в сопровождении стражи и скрылся в жилом крыле. Глэдис очень хотелось узнать, какие вести привез этот всадник, но она знала, что пока он не поговорит с хозяином замка, никто ничего не расскажет. Может, Мэг удастся что-то узнать через слуг? Но и Мэг только пожимала плечами и помалкивала.
Вечером, как всегда, пришел сэр Джейкоб. После недолгого разговора Глэдис решилась, наконец, задать интересовавшие ее вопросы.
— Ах, это… — устало произнес лорд, — Письмо от моего кузена Нэда из Лондона. Снова зовет ко двору. Но я так понимаю, что ему просто не с кем поговорить по душам. Мы так играли, когда он был ребенком, а мне поручали присмотреть за ним. Бывало, обведем вокруг пальца охрану, отстанем от охоты, найдем какое-нибудь укромное место, и лежим под деревом, глядя сквозь листву… Разговариваем… Он представлял себя английским королем, я — французским, или испанским, и мы вели переговоры от лица наших стран. Иногда мы даже объявляли друг другу войну, вскакивали и устраивали поединок. В шутку, конечно… Теперь ему, наверное, тоже хочется чего-то подобного. Он пишет, что хотел бы что-то обсудить, как в старые добрые времена. По правде сказать, терпеть не могу его двор. Хорошо, что он не приказывает прямо…
— Но разве он — Ваш сюзерен? — воскликнула пораженная Глэдис, — Как он может Вам приказать?
Сэр Джейкоб с удивлением посмотрел на нее.
— Король вправе приказать любому рыцарю! И если бы он приказал, я бы, безусловно, подчинился. Но он не приказывает, а только намекает. Кажется, он задумал на этот раз что-то грандиозное!
— Король — Ваш кузен?
— Ну да! Моя мать была из рода Плантагенетов, так что я троюродный брат нынешнего короля Эдуарда. Можно сказать, мы росли вместе.
После этого они снова болтали о разных отвлеченных вещах, и больше не возвращались к этой теме. Но этот разговор не давал Глэдис покоя. Она никак не могла уснуть, и сама удивлялась этому. Что-то важное сказал сегодня ее владетельный друг, но что? Наконец, молодая женщина забылась зыбким и беспокойным сном. Проснулась она резко, как от толчка, и села в постели. Ночь и тишина. Горит всего одна свеча. Накинув кот, Глэдис осторожно обошла спящую возле ее кровати Мэг и подошла к ребенку. Он тоже спал. Улыбаясь, она смотрела на маленького человечка, и мысли ее текли немного сонно и нежно. Казалось, на всей земле и вокруг был мир и покой. Мир и покой… Она как будто снова проснулась. Какой сейчас год?! Двадцать шестой! «Кузен Нэд» задумал что-то грандиозное! Эдуард II, как она помнила, не очень любил авантюры, а вот его сын, который, примерно, через год взойдет на престол, действительно способен на нечто грандиозное. А что может задумать амбициозный, молодой король!? Ну конечно. Через семь лет начнется война, которую потом назовут столетней! Глэдис никогда не была особенно сильна в истории, но леденящие кровь рассказы о зверствах солдат с обеих сторон, которые читал учитель в школе, поневоле запомнились ей. А бунты крестьян, а эпидемии, голод… Что может грозить ей самой — не важно. Но Джей! Он же не вернется с ней в будущее. Ему придется жить в этом времени со всеми его опасностями. Время ещё есть. Значит, король хочет обсудить планы с сэром Джейкобом, и может быть, прислушается к его мнению…