Кстати о храме в Пименовском переулке, превращенном в «комсомольскую аудиторию имени Демьяна Бедного». Вот какая теперь там обстановка (выписываю из тех же «Известий»): Расписанные живописью своды и стены, с крестами, «агницами», распростертыми крыльями «святых», ниже, в рамах и окладах, на месте икон, — портреты вождей революции, — плакаты с изречениями: «Религия — опиум для народа», и т. п. В зимнем храме направо и налево от входа — ряды щитов со стенными газетами фабрик, заводов и организаций. Они любопытны и разнообразны. На правом и левом алтарях, — внутренность их пуста, — плакаты паука-крестовика, портрет лейтенанта Шмидта, изречения. В летнем, более просторном храме, в открытых царских вратах — бюст Карла Маркса; в позолоте иконостаса — портреты Ленина, Троцкого, Либкнехта. Северные врата закрыты красным знаменем. В алтаре пусто. На иконе против царских врат надпись: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь».
Вообще гонения на церковь, обряды и христианские традиции обостряются с каждым днем. На 1924-й год нет ни одного календаря с воспроизведением хотя бы в скобках церковных памяток. Вот, например, передо мной отрывной календарь государственного издательства: «13 января, воскресенье. Петр, Иаков, Иринарх, Камилл, Фронда, Вероника, Сейя, Беата, Аркадия», — и все. Что это? Святые, христиане, магометане? Ничего не пояснено. Заглянуть в другие числа, — там и Ундина, и Грация, и Атланта, и Амур, и т. д, и т. д. Все вперемешку — и православное, и вымышленное, до «Октябрины» и «Маркса» включительно. Видимо, хотят развести младенцев с интернационалом от материна молока. Да так оно и повелось. Вот вам одно из последних «придворных известий»: «Октябрины в Кремле: вчера вечером состоялись в Свердловском зале (кажется, это бывший тронный зал, Андреевский, в Большом кремлевском дворце) при весьма торжественной обстановке первые в Кремле «октябрины», устроенные ком. ячейкой Кремля, при участии клуба имени Свердлова. Акт октябрин был совершен над младенцем, привезенным в Москву его родителями Грачевыми, беспартийными крестьянами из села Троицы Калининской волости Тверской губ. Грачевы — земляки «всероссийского старосты», М. И. Калинина. Приемным отцом был сам Михаил Иванович, приемной матерью тов. Горчакова.»
Затем идет верноподданническое описание всей этой комедии, заменившей Св. Крещение. Младенцу дали имя Владимир, но, конечно, не в честь святого Владимира, а в честь «Ильича». Говорилось много речей, в которых не преминули поглумиться над «старинными церковными обрядами, сковывавшими человека с момента его рождения до самой смерти». Были и «подношения»: какая-то юная «пионерка» передала младенцу «значок и форму», комиссар военной школы ВЦИК — «красную звезду», а родителям этого принца «представитель рабочих и служащих ВЦИКа» поднес на пеленки(это, должно быть, нечто «цивильное»).
Наряду с этим «со всей России» летят донесения по радио и телеграфу об «октябринах», проделанных то там, то тут над новорожденными ребятами.
Все еще тешимся. Все еще не сделаемся взрослыми!
Заодно уж прославлю митрополита «господствующей» церкви, Евдокима, именующего себя председателем святейшего синода. На днях, как сообщают «Известия», Евдоким обратился к главнейшим американским газетам с телеграммой, в которой, между прочим, говорится, что «у нас нет ни «советской» церкви, ни «красной» церкви, ни «живой» церкви. У нас есть только «Единая» совершенно свободная от прежнего гражданского засилия при царях «Святая Соборная Апостольская Церковь». Управляется наша Церковь святейшим синодом, состоящим из двенадцати старейших и ученейших иерархов, двадцати лучших пресвитеров и мирян. В своих рядах мы насчитываем свыше 250 епископов. Все 100 русских епархий с нами. Последователи бывшего Патриарха Тихона, обманутые несбыточными политическими надеждами, возвращаются к нам ежедневно массами», и т. д.
Достаточно прочитать 2–3 предыдущих страницы, чтобы понять, свободна ли церковь теперь «от гражданского засилья» и какие «массы» с Евдокимом (вероятно, только вышеперечисленные «старейшие и ученейшие иерархи» да «лучшие 20 пресвитеров и мирян»).
Говорят, что в храме Христа Спасителя в самое Рождество, отпразднованное там, конечно, по новому стилю, было не более 300 человек, а вот я был на престольном празднике в храме Василия Кессарийского на Тверской, где служил всенощную Патриарх (1 ян. ст. ст. память св. Василия), так там было не менее 5.000 человек, да столько же не вошло в храм за переполнением его. И что примечательно: трещал морозище, градусов 16, а ведь не все же 10.000 живут поблизости от храма. Многие, значит, пришли или приехали издалека. Теперь попусту не разъездишься. Сегодня одна трамвайная станция стоит 350 млн., полторы — 500, а две — 650. Не испугал «обманутых несбывшимися политическими надеждами мирян» и циркуляр Крыленко, согласно с которым такое почитание находящегося под судом «гражданина Белавина» является «деянием, уголовно наказуемым». И благодаря Бога, сего «гражданина» священнослужители и поющие величали «Великим господином нашим, Святейшим Патриархом Московским и всея России».
Кому пошлет еще свою ноту ученейший иерарх Евдоким, прослышавши, что те «массы», которых он улавливает себе с помощью советских прокуроров, по-прежнему льнут к разжалованному им и Антонином Патриарху!?
Кстати об Антонине. Этот и себя разжаловал, то именовался «Митрополитом Московским», а теперь подписывается и называется только «епископом». Но при этом он считает себя главой выдуманной им самим «церкви возрождения», а тот храм, в котором он «представляет», зовет «кафедральным собором» (это нижний храм бывшего Заиконоспасского монастыря, что на Никольской улице). Там, говорят, собирается в торжественных случаях человек по 200, и это, конечно, вся его паства. Так что зачем ему свой синод, свои викарные, а между тем, в его организации все это тоже имеется.
На фронтоне университетского храма, превращенного, конечно, в клуб, была всем давно известная и симпатичнейшая надпись «Свет Христов просвещает всех». Как это подходило именно к университетской церкви! А теперь там написаны только два слова: «Наука — трудящимся». Хоть и на ученом здании, а довольно глупо. Божественная-то наука была для всех, и особенно она нужна для «нетрудящихся», ибо она сама по себе — призыв к труду, к труду неустанному, не только для себя, но и для други своя!
К концу года я совсем было забросил свои «мемуары». Для чего, думаю, портить бумагу и терять время. Прославить себя этим писанием мне «не дано». Нет таланта и умения. Комплект газет за эти годы куда интереснее моих кустарных записок. Сотни, а может и тысячи людей теперь только тем и занимаются, что заносят в свои дневники творящуюся метаморфозу нашей жизни. Пишут изгнанники, пишут «белогвардейцы», пишут и озлобленные, пишут и осчастливленные новой жизнью. Мое же потомство в «юбилейные» годы будет читать все, что я записал тут, — в действительно талантливом и ловком изложении. А может, и того читать не будет, потому что оно уже взрослое и само уже участвует в этом злосчастном десятилетии. Наконец, у меня нет еще своих внуков, которые могли бы лет через 50 позабавиться, почитать, что там полуграмотно нацарапал их дедушка про «великое» время. Есть у меня внучата двоюродные и троюродные, да для них я не родной близкий человек, а «дальний родственник». Однако решил дотянуть еще до 19-го июля 1924 года (если сам «дотяну» до этого дня в добром здоровьи). Тогда как раз исполняется десятилетие агонии старой (великой) России, или десятилетие трудных, бесконечных родов новой (загадочной) России.
Последние годы я, живя в самой Москве, как видите, безвыездно, — все-таки плохой наблюдатель новой жизни. Она, как почитаешь и послушаешь, уже достаточно отражена в литературе, на сцене, в живописи и скульптуре (и даже в музыке); но я нигде не бываю: на уличных торжествах — по несочувствию, в театре — по недостатку средств (случается — сходишь в электрический, и когда там требуют за самое дешевое место 2–3 млрд., знаешь, что в «настоящий» театр надо нести 10, а то и больше миллиардов. Впрочем, это только 50 к., или 2–3 р., так как золотой рубль по вчерашней котировке стоит 4.600.000.000 р., или 4.600 р. ден. знаками 1923 г.).