Десант, высаженный недалеко от нас, уничтожен. Пишу тебе из караульного помещения на обойме автомата. Скоро итти. Надо поесть и поспать часок. Пиши, как там в Москве, как твое здоровье. Чуть не забыл — пришли журналов, книг любых: очень хочется читать, а нечего.
31 августа 1941 г.
Вчера получил твою открытку, где ты пишешь, что эвакуировалась в Омск. Не знаю, лучше это или хуже.
Вчера наш «ястребок» ловко сбил воздушную «телегу» — немецкого разведчика. «Телега» села рядом с нами на опушке леса. Подали команду «в ружье», и мы бросились ловить удиравших летчиков. Немцы бросили сапоги и прочие тяжелые вещи, но все-таки мы их поймали. Двоим из них по 16 лет, а один — матерый волк. Молодые шли весело, а старший очень нервничал, все спрашивал, «что мне будет». Несмотря на мое плохое знание немецкого языка, я понял и некоторые другие его вопросы. Кабина самолета почти вся из небьющегося стекла. Пуля пробила кабину снизу и ранила летчика в голову. Ему сделали перевязку и заперли в амбаре.
2 сентября 1941 г.
Сейчас отдыхаю после ночной разведки В нашем лесу масса белых грибов; каждый день их варим. Очень вкусно. Около сбитого самолета неизвестно кто пускает по ночам ракеты, и нам приходится вскакивать среди ночи прочесывать лес. Вся местность от фронта до Москвы — сплошная линия обороны, каждая деревня укреплена — окопы, рвы и прочие укрепления на каждом шагу. Врагу не видать Москвы!
3 сентября 1941 г.
Пишу в г. М. Завтра уезжаю обратно в часть.
Ha-днях, возвращаясь отсюда (я живу здесь наездами по три дня) с двумя товарищами, мы увидели спускавшегося на парашюте немца. Его сбил наш почтовый самолет. Летчика мы задержали. Отобрали оружие и документы и в подоспевшем автомобиле отвезли в штаб. Немец, видно, заслуженный — ордена до пояса. Это довольно любопытный случай: почтовый самолет сбил «ястреба». Другой «Мессершмитт» сел невдалеке за лесом и тоже был окружен нашими частями. Летчик, оставшийся в самолете, сильно расшибся.
Пиши о себе. Как ты доехала до Омска? Мне здесь хорошо. Теперь с боевыми заданиями стало не так скучно, как раньше. Немцы каждый день сбрасывают листовки. Агитируют. Население и боится немцев и не верит им. Листовки жгут.
У нас уже довольно холодно, по ночам морозит. Начали рыть землянки. С теплой одеждой несколько задерживают, так как капитан старается достать для нас все самое лучшее. Кончаю. Целую тысячу раз.
25 сентября 1941 г.
Пишу, сидя в хате. Мы уже вторые сутки живем здесь. Нас четверых под начальством Смирнова послали в разведку районного городка М. Дороги ужасные, а мы на велосипедах. Теперь уже привыкли: по грязи ездим, как по асфальту. На-днях командир послал меня с донесением в деревню за 40 км. К вечеру я через огороды подъехал к деревне. Спрыгнул с велосипеда, поставил его у ближайшей хаты и вышел на улицу. И что я вижу: немецкие танки и фрицы! Я моментально назад… ходу… Вскочил на своего стального коня и что было сил помчался. Фрицы заметили меня и закричали: «Рус, иди к нам, иди!» и стали стрелять из автоматов. Пули жужжали вокруг, как пчелы. Но все-таки удалось скрыться благодаря темноте.
Из нашей тройки я один только не получил посылки; обидней всего то, что ты из последних возможностей послала посылку, а она не дошла. Я жду ее, главное, из-за какого-то чувства близости к дому и к человеку, пославшему посылку. Это чувство испытываешь, когда приходят письма, а тем более посылка, где все напоминает о тебе, уложено твоими руками.
Мне досталась прекрасная лошадка — «Стрелка»: она спокойная и послушная. Летал я с нее только один раз, но ничего, уже привык ездить верхом.
Письмо друга Н. Чеховича к его матери
Здравствуйте, дорогая Елена Семеновна!
Пишет вам Колин друг — Юра Азаров. Наша Военно-медицинская академия прибыла в Киров. Спешу вам написать, так как не знаю Колиного адреса, а, как вы знаете, без Коли или хотя бы без переписки с ним я не представляю свою жизнь. Как мы свыклись, сдружились с ним! Когда он добровольцем уходил на фронт, вы не можете себе представить, сколько чувств подняло во мне это событие. Сразу явилась мысль: может быть, я не прав, что не бросаю учебу и не иду на фронт. Убедил себя только тем, что все равно буду там через некоторое время, но уже вооруженный специальными знаниями.
Стараюсь представить себе Колю на фронте. Уверен, что, несмотря на то, что ему только семнадцать лет, он там принесет много пользы с его уменьем все делать вдумчиво и толково. Я помню, как мы когда-то, еще совсем мальчиками, с завистью смотрели на обладателя парусной лодочки на нашем Останкинском пруду. Наконец Коля предложил самим сделать складную байдарку. И тут же, на песке пляжа, сделал рисунок. Для постройки такой лодки требовалось большое количество реек, и мы с утра до вечера пилили их небольшой одноручной пилочкой. Это очень усложняло работу. Тогда Коля соорудил в школьном физическом кабинете электрическую пилу. Фанеры у нас было в обрез, пришлось действовать по поговорке: «Семь раз примерь — один отрежь». Едва-едва нам ее хватило. Началась сборка и сцепка деталей; начали их очень тщательно подгонять, чтобы не было щелей. После этого мы промазали смолой швы и выкрасили масляной краской. Долго мы думали над тем, как сделать лодку складной, удобной для переносок. В конце концов мы сделали ее так, что в сложенном виде она походила на обыкновенный чемодан. Когда мы подходили к воде, то открывали эти чемоданы (мы сделали две лодки), нос вынимали из корпуса и привинчивали к корпусу болтом, свинчивали одну лодку с другой и рядышком ехали. Это было просто великолепно! Если бы не Колина изобретательность и уменье все начатое доводить до конца, вряд ли бы мы добились таких результатов.