Теперь я вспоминала и другие признаки его меняющегося настроения. Например, радио. Он не любил его слушать и включал, лишь когда ожидалась официальная речь Гитлера или Чемберлена либо другого главы государства. Исключения делал разве что для концертов наиболее известных музыкантов. Но несколько последних дней, всякий раз, когда мы оставались вдвоем, он, словно стараясь избежать разговора, отыскивал разные передачи и с интересом их слушал.
И еще одно. В отношении меня муж, возможно, и не сделался нежнее, но его чувства обрели проявления более страстные и ненасытные. Давно уже его поцелуи и объятия не были столь порывистыми. Все это должно было заставить меня задуматься уже раньше, но глаза мне открыло только это ужасное письмо.
Чего мне следует ожидать? Как могут сложиться обстоятельства?
Объективно: теперь я знала, что у Яцека некоторое время назад была супружеская связь с некой женщиной. Судя по ее почерку, по качеству писчей бумаги, по тому, как она формулировала мысль, это была дама из общества.
Впрочем, с кем-то другим Яцек просто не мог общаться. Не слишком он стремился в компанию танцовщиц, балерин или актрис. Значит, на той женщине он наверняка женился в намерении провести с ней всю жизнь. А что дальше?.. Мне известно, что она его бросила и он до последнего времени ничего не знал о ее судьбе. Возможно, она сбежала с любовником, чтобы теперь вернуться и шантажировать Яцека.
И чего же она может желать от него? Одно из двух: либо денег, либо чтобы он к ней вернулся. Если сумела его выследить, то наверняка узнала, что мои родители богаты. Естественно, отец во избежание скандала согласится на любое предложение. Из письма еще, похоже, следует, что этой отвратительной женщине нужен Яцек. Никоим образом нельзя допустить подобное. Иначе я была бы скомпрометирована.
Я наблюдала за ним. И чем дольше, тем сильнее убеждалась, что никому Яцека не отдам. Просто потому, что люблю его и не представляю себе жизни без него. Я никогда не мечтала о лучшем муже. Эта его тактичность, этот ровный нрав и представительность. Когда входишь с ним в салон или в ресторан, нет женщины, которая не обратила бы на него внимания, нет мужчины, который сразу же не сказал бы себе: «C’est quelqu’un»[6].
Все, абсолютно все ревновали его ко мне. Даже Буба, которая вышла за князя, в любой момент готова была поменяться со мной. Он не слишком красив, но есть в нем что-то от Гэри Купера[7]. Истинно мужской шарм.
Буба и другие считают, что он обладает необычными способностями и возможностями. Естественно, я позволяю им заблуждаться на сей счет. Ему ведь уже исполнилось тридцать два. Впрочем, разве от мужа требуется только это? Как бы то ни было, я не променяла бы его ни на кого другого. Например, тот же Тото, хотя до омерзения богат, мог бы замучить меня своей неврастенией, своими странностями – ну и бездельем. Если отобрать у него деньги и графский титул, то не осталось бы от него ничего. Он, конечно, довольно мил, возможно, даже незаменим как друг и товарищ по развлечениям, но ведь муж – это нечто совершенно другое.
Я любой ценой должна получить от него информацию, однако, сколько бы ни открывала рот, чтобы задать вопрос, Яцек всякий раз опережал меня ласками или разговором о чем-то совершенно не важном. За ужином, из-за тетушки Магдалены, тоже не могло быть и речи ни о каких допросах. Яцек, казалось, пребывал в хорошем настроении, шутил с теткой Магдаленой, рассказывал новейшие сплетни о различных сановниках и расспрашивал ее о слухах в обществе. После кофе он сказал:
– Мне еще нужно кое-что написать…
Я слишком хорошо его знаю, чтобы не понять, что это означает. Потому и не дала ему закончить:
– Но, дорогой, ты ведь зайдешь пожелать мне спокойной ночи?
Он хотел отвертеться как-то, но с одной стороны ему было не с руки, поскольку вот уже три дня он не желал мне доброй ночи, а с другой – я произнесла это таким тоном и так опустив ресницы, что противиться этому он не смог.
– О да, Ганечка, – прошептал Яцек с интонацией, которая свидетельствовала: так сильно он не мечтал ни о чем другом.
Какие же эти мужчины беззащитные. Правда, мне лишь двадцать три, и если бы некто заметил, что я красива, это не стало бы для меня новостью.
В ту ночь в его ласках снова было много жадности и чувственности. Я едва не сказала ему: «Ты напоминаешь мне того, кто пьет больше, чем жаждет, словно готовясь оказаться в безводной пустыне». Да. Я, несомненно, его люблю. Когда он так лежит с закрытыми глазами, я пытаюсь вообразить себе ту другую. Красива ли она? Молода ли? Похожа ли на меня? Я заметила, что он с интересом поглядывает на Люси Чарноцкую, а у Люси подобный мне тип красоты.