– Маленький Цюань, ты не вставай… Что, чайная? Твоя мама сама управится.
Так как сын ничего больше не сказал, Старый Цюань решил, что он успокоился. Он вышел на улицу. Было темно и пусто. Ясно была видна только серая дорога. Фонарь освещал попеременно то одну его ногу, то другую. Навстречу попадались собаки, но ни одна не залаяла. Было значительно холоднее, чем в комнате. И все же Старый Цюань чувствовал себя бодро, как будто он вдруг помолодел и даже приобрел волшебную силу дарить жизнь другим. Он шел очень крупными шагами. И чем дальше, тем дорога становились яснее, и небо все светлело. Старый Цюань, весь поглощенный мыслями о своем путешествии, вдруг испугался. Вдалеке перед ним та улица, по которой он шел, упиралась в ясно видимую поперечную улицу. Он, отступил на несколько шагов и, разыскав запертую дверь какой-то лавки, забился под выступ крыши и прислонился к двери. Скоро он почувствовал, что тело его холодеет.
– Ага, старик!
– Да еще и веселый…
Старый Цюань опять испугался. Вглядевшись, он увидел, что мимо идет несколько человек. Один даже оглянулся и посмотрел на него. Облик его было трудно различить, но, казалось, что это был изголодавшийся человек, который увидел что-то съедобное. В глазах у него сверкал разбойный огонек. Старый Цюань увидел, что фонарь уже погас. Он ощупал карман и ощутил твердость денег, которые по-прежнему были на своем месте. Подняв голову, он посмотрел в обе стороны, но увидел только, что какие то странные люди, похожие на привидения, группами по три и по два человека ходили взад и вперед. Он присмотрелся, но не увидел больше ничего странного.
Через некоторое время прошло еще несколько солдат. На их одежде было по два больших белых круга спереди и сзади, и эти круги были хорошо видны издали. У тех, которые проходили мимо, можно было рассмотреть даже номера и на одежде знаки в виде темно-красных иероглифов. Чуть только отзвучали шаги, как во мгновенье ока мимо прокатилась большая толпа. Ходившие тройками и парами люди тоже вдруг собрались вместе и как поток, устремились вперед, как раз к скрещению с поперечной улицей. Там они внезапно остановились, образовав полукруг. Старый Цюань тоже смотрел в ту сторону, но видел только спины множества людей. Все они вытягивали шеи, как утки остановленные и поднятые невидимой рукой. После короткой паузы послышались какие-то звуки. Затем произошло общее движение, что-то прогрохотало, и все посыпались назад – прямо к тому месту, где стоял Старый Цюань, так что его почти задевали.
– Ну! Давай деньги, бери товар! – Перед Старым Цюанем стоял человек весь в черном и пронизывал его глазами острыми, как два ножа. Сердце Старого Цюаня сжалось в комок. Одну громадную руку человек этот протягивал ему, а в другой держал ярко-красный хлебец, с которого капало что-то красное. Старый Цюань торопливо вытащил деньги, собираясь передать их дрожащими от волнения руками. Но взять принесенную вещь он не решался. Тогда тот человек крикнул возбужденным голосом:
– Чего боишься? Почему не берешь?
Старый Цюань все еще колебался. Тогда черный человек вырвал у него фонарь, оторвал бумажную покрышку и завернув в нее хлебец, сунул его Старому Цюаню. Другой рукой он сгреб деньги и взвесил их на руке, а затем повернулся и пошел, пробурчав:
– Уж этот мне старикашка…
– Кому это лекарство? – померещился Старому Цюаню чей-то вопрос, но он не ответил. Вся его душа была в этом свертке, как если бы это был единственный наследник десяти поколений, и ни до чего другого ему не было никакого дела. Сейчас в этом свертке он принесет новую жизнь прямо к себе домой и получит огромное счастье. Солнце уже взошло. Перед Старым Цюанем лежала широкая дорога, ведшая прямо к его дому. А за ним солнце осветило также четыре темных, мутно-золотых иероглифа на воротах на поперечной улице: «Вход к Павильону Древнего…»
II
Когда Старый Цюань пришел домой, чайная давно уже была чисто убрана. Гладкие до блеска чайные столы стояли рядами. Но посетителей еще не было. Только во внутреннем ряду сидел Маленький Цюань и кушал. Со лба у него крупными каплями стекал пот, и даже двойной халат прилип к спине. Плечевые кости высоко выдавались, как вырезанная рельефом китайская цифра «8». Увидев это, Старый Цюань невольно нахмурил брови у переносья. Его жена торопливо вышла из кухни и уставилась на него. Губы у нее дрожали.
– Достал?
– Достал.
Оба они пошли в кухню и стали совещаться. Затем Хуа Да-ма вышла и вскоре вернулась со старым лотосовым листом, который положила на стол. А Старый Цюань развернул покрышку от фонаря и снова завернул красный хлебец в лотосовый лист. Маленький Цюань уже кончил кушать, но его мать сказала торопливо: