литературное содружество Эдмона и Жюля Гонкуров укрепляется, совер
шенствуется и сохраняется вплоть до смерти младшего брата. Если в
первом их романе, как признавал сам Эдмон, еще можно отметить две
различные манеры, то в последующих произведениях стили братьев
сплавились воедино, и в их совместном творчестве особый вклад каж
дого неразличим. Попытки критиков в этом направлении всегда носили
характер догадок. Современники отчетливо видели разницу в характерах
и душевном складе братьев: Эдмон — более спокойная, уравновешенная
натура, склонная к внутренней сосредоточенности; Жюль — более нерв
ный, впечатлительный, подвижный. Однако в литературной продукции
братьев это различие не дает себя знать, и даже в произведениях, напи
санных Эдмоном после смерти Жюля, не обнаруживается никаких
существенных изменений писательской манеры. Между братьями суще
ствовала настолько тесная духовная близость, что у них образовалось
7
полное единство во взглядах, выработалась общность мировоззрения,
вкусов и эстетических принципов. Нередко в обществе, во время беседы,
случалось, что фразу, начатую одним из братьев, заканчивал другой.
Постепенно определялись и методы совместной работы: когда Гонкуры
создавали какое-нибудь крупное произведение, они вместе намечали
план главы, потом писали каждый порознь свой вариант. Один из
вариантов после обсуждения принимался в качестве основы и затем
подвергался коллективному редактированию и шлифовке.
Оба брата в равной мере были захвачены страстью коллекционер
ства. Они собирали «малые» произведения искусства: безделушки, офор
ты, акварели, эмали и т. п. Впоследствии купленный ими загородный дом
в Отейле превратился в настоящий музей, и Эдмон Гонкур описал его
в книге «Дом художника». Окружая себя изысканным искусством, Гон
куры стремились противопоставить хотя бы собственный быт пошлой
безвкусице буржуа, баснословно богатевших при наполеоновском ре¬
жиме и нагло выставлявших напоказ свое богатство. Как и ряд других
писателей той поры, Гонкуры испытывали неприязнь к буржуазному
строю главным образом из-за его враждебности подлинному искусству,
его принципиальной антихудожественности.
Отсюда же возникло увлечение Гонкуров XVIII веком, и они
стали его историками, знатоками и пропагандистами его искусства.
Почти десятилетие после ухода из журналистики братья занимаются
историей и искусством Франции XVIII века. Серия их трудов, посвя
щенных этому периоду, открывается книгой «История французского
общества времен Революции» (1854). За ней следует «История фран
цузского общества времен Директории» (1855). Гонкуры ставят перед
собой совсем другие задачи, чем их предшественники-историки, писав
шие о буржуазной революции XVIII века,— Луи Блан, Ламартин, Мишле,
Минье. Их интересует не политическая, а бытовая сторона эпохи. Они
стремятся, по их словам, «описать Францию, ее нравы, ее душу, ее на
циональную физиономию, показать цвета вещей, жизнь людей с 1789 по
1800 год». Неприятие современной им политической действительности
привело Гонкуров к принципиальному противопоставлению «человека»
и «деятеля». Они настаивали на том, что их интересует лишь «частная»
жизнь людей минувших времен. В их книгах по истории французского
общества с 1789 по 1800 год нет анализа важнейших исторических собы
тий; борьба классов, партий, самый смысл происходившей величайшей
ломки общественных отношений не представляют для Гонкуров само
стоятельного интереса. Для них важнее другое — перенести читателя в
«атмосферу» того времени, воссоздать, выражаясь театральным языком,
весь «реквизит» прошлого. Гонкуры ведут читателя по кафе, салонам,
театрам, водевилям, показывают шумную парижскую улицу, по кото
рой с барабаном проходят женщины-патриотки, «братские ужины» сан-
8
кюлотов, похороны убитого Марата, показывают церемониал служения
Верховному Существу. Песенки о докторе Гильотене и его детище,
карикатуры на видных политических деятелей, моды — все привлекается
для того, чтобы создать чувственно ощутимый зрительный образ рево
люционного Парижа. Сама бурная эпоха, описанная в первых двух
исторических трудах Гонкуров, не привлекала их симпатий. Она была