— Прошу прощения, но невозможно, чтобы допрос вел палач, не имеющий лицензии Святого Официума, — вежливо, но решительно возразил я. — Хотел бы я предостеречь ваше преподобие, что в таком случае любые показания, приговор и его последствия будут не только недействительны в силу самого закона, но и могут стать поводом для исков о возмещении ущерба. Инквизиториум строго следит за соблюдением процедур, — добавил я.
— Мечом Господним, что этот человек себе… — начал было граф, но Касси утихомирил его, подняв руку. Хорошо же он выдрессировал своих подчиненных: тот немедленно умолк на полуслове.
— Справедливое замечание, мастер инквизитор, — спокойно произнес он. — И я весьма вам за него благодарен, ибо мы желаем, чтобы все велось в соответствии с процедурами, а показания и приговор не могли быть никоим образом оспорены.
— Именно с этой целью я и осмелился уведомить ваше преподобие о своих сомнениях, — констатировал я.
— То есть? — Касси развел руками. — Вам, должно быть, придется оказать эту честь допрашиваемому и лично заняться его делом?
— Увы, нет, ваше преподобие, — произнес я с глубокой скорбью в голосе. — Я нахожусь здесь в качестве наблюдателя от Святого Официума, а потому не могу собственноручно допрашивать обвиняемого, ибо это дало бы повод для аннулирования всего разбирательства, от начала и до конца.
— Понимаю, — после недолгого молчания сказал Касси. — Однако, как я полагаю, подобный статус не распространяется на остальных инквизиторов?
— Ваше преподобие совершенно правы, — признал я, склонив голову.
— Хорошо, в таком случае сделаем перерыв, — решил он. — А за это время мы приведем одного из ваших соратников, мастер Маддердин, дабы он соизволил оказать эту честь обвиняемому и провести допрос.
— Превосходная мысль, — с искренним убеждением заявил я. — Буду с нетерпением ждать известий о возобновлении допроса.
Касси, по-видимому, не знал, что любой лицензированный палач может быть приведен к присяге Инквизицией, а значит, если в его рядах имелся таковой, он мог бы попытаться заставить меня привести этого человека к присяге в качестве временного служителя Святого Официума. Но он либо не знал этой процедуры, либо счел, что ее применение нисколько не ускорит процесс. Ибо было очевидно, что я бы ему отказал. Так что, возможно, такое решение со стороны архидьякона было продиктовано не неведением, а предвидением моих гипотетических шагов? Он просто решил, что, заставив одного из инквизиторов исполнить роль палача, он обойдет дополнительное препятствие. Что ж, в одном я был уверен: мы еще применим кое-какие юридические уловки, которые позволят нам выиграть время.
И с этой, в общем-то, приятной мыслью я распрощался со всеми, покинул зал суда и вышел из ратуши. Я направился к дому моей очаровательной вдовушки, которая, как всегда, была весела и резва, словно игривая козочка. Там я и уснул (разумеется, не сразу и не без предварительных приключений), не тревожась ни об архидьяконе Касси, ни о допросе. Спал я спокойно, ибо знал, что ни одного из моих соратников-инквизиторов не окажется ни в обители Святого Официума, ни в любом другом месте, где их могли бы найти посланники архидьякона. А мог ли архидьякон обмануть меня и провести допрос за моей спиной? Разумеется, мог. Однако, как я уже говорил, показания, полученные таким путем, было бы легко оспорить, тем более что, когда обстановка успокоилась бы и мир вернулся на круги своя, вся мощь Святого Официума встала бы на защиту обвиняемого Цолля. А это, в свою очередь, весьма затруднило бы епископу достижение выгодных для него решений по многим другим, занимавшим его делам. Я был уверен, что посланник Его Высокопреосвященства, полагая, что времени у него предостаточно, будет пытаться заманить меня в ловушку, дабы я, как представитель Инквизиции, узаконил беззаконные процессы, им затеянные. И проблема заключалась в том, что, если я хотел хоть как-то контролировать ход допросов, мне приходилось мириться с той реальностью, в которую меня поставили. Ибо можно, конечно, вообразить, что я бы гордо отказался от какого-либо участия в процессуальных авантюрах епископа и архидьякона. Но тогда бы они быстро повели дела именно в том направлении, в каком им было угодно. Разумеется, результаты их действий впоследствии были бы оспорены и стали бы предметом судебных тяжб, но здесь и сейчас городу и его магистрату был бы нанесен огромный и вполне реальный ущерб. Цель моего участия в процессе была лишь одна: затянуть все события настолько, чтобы с города сняли блокаду, а инквизиторы явились сюда в такой силе и с таким официальным весом, что епископу и его людям пришлось бы собрать свои манатки.