Я пожал плечами.
— Знаю, — ответил я. — Я просто счел, что жизнь честного городского ратмана стоит больше, чем жизни шести глупых девок, которые вдобавок лживо обвиняют его в преступлениях, которых он никогда не совершал.
Людвиг развел руками.
— Охотно с этим соглашусь, — отозвался он. — Тем не менее, устранение Цолля было сподручнее. Ты хотел, чтобы нельзя было выдвинуть обвинения против горожан, и тебе это обеспечили. Правда, тонги пошли к этому иным путем, но, по меньшей мере, столь же действенным.
Я вздохнул.
— Вроде бы все сходится, — отозвался я. — Что ж, упокой, Господи, его душу, — сказал я, думая о Цолле, и Людвиг торжественно перекрестился.
— Я любил его, — искренне молвил он. — Отличную вырезку он нам присылал каждую неделю, право слово, отличную…
— И что будет дальше? Кто следующий в списке? — спросил я.
Людвиг на мгновение задумался.
— Они ничего не станут менять. Лишь велят девкам рассказывать, что в тех оргиях Цоллю кто-то сопутствовал. Кто-нибудь из знатных горожан. А может, и двое или трое, чтобы не рисковать, что кто-нибудь снова убьет им единственного свидетеля.
— Значит, начнется?
— Да, Мордимер. По-моему, вот только теперь и начнется настоящее веселье.
Я кивнул, ибо был согласен с этим печальным предвидением будущего. Надежда оставалась лишь на одно: что Святой Официум сумеет снять блокаду Вейльбурга, прежде чем следствия развернутся вовсю. Я и так уже был удивлен, что столько дней князю-епископу позволяли хозяйничать в окрестностях и вводить карантин, который распространялся даже на инквизиторов. Честно говоря, я не знал, что и думать об этом, хотя и понимал, что Инквизиторий ведь не решает дела таким образом, что в случае конфликта с тем или иным вельможей мы посылаем вооруженных людей, дабы сломить его сопротивление. Нет, мы пользуемся церковными и имперскими документами, ибо уже давно не кровь, а чернила — наше главное оружие. А если в каком-нибудь уже критическом случае нам действительно понадобится армия, то, уверяю вас, мои дорогие, мы быстро способны таковую собрать. Ибо нигде и никогда не бывает недостатка, с одной стороны, в опытных солдатах, готовых служить за золото, а с другой — у каждого аристократа ведь есть враги, и когда появляется перспектива урвать что-нибудь из его владений, эти враги охотно пользуются случаем. Divide et impera — этот бессмертный принцип древних римлян оставался в силе во все времена, и именно он указывал путь тем, кто хотел вершить судьбы своих ближних.
— Не знаю, почему Официум до сих пор не покончил с этим безумием, — с горечью произнес Людвиг, словно читая мои мысли.
— Видно, епископ хорошо подготовился к баталии и хорошо себя обезопасил, — ответил я.
Шён покачал головой и тяжело вздохнул.
— Так или иначе, сетования нам не помогут, верно? Мы остались с этим бардаком одни и должны справиться сами.
— С Божьей помощью так и будет, — произнес я твердым голосом и похлопал моего товарища по плечу. — Я убежден, что даже если нас оставили начальники, то не оставил нас Бог. — Я широко улыбнулся. — А нужно ли нам что-либо еще для победы?
— И как же мы поможем Богу? — спросил он.
— Пока что распустите слухи, что Касси приказал замучить Цолля до смерти, поскольку Цолль не желал лжесвидетельствовать против других горожан, — решил я.
— Да, это пригодится, — кивнул Людвиг, а затем добавил: — Вообще, сегодня приходят одни лишь дурные вести для города и горожан.
— А что еще стряслось?
— Умерла Регина Кесслер, — объяснил он, вздохнул и перекрестился. — Упокой, Господи, ее душу, ибо это была добрая женщина.
— Регина Кесслер — это та набожная жена ратмана Кесслера, не так ли?
— Она самая, — подтвердил Шён.
— Кашлюха?
— Боже упаси, — покачал головой Людвиг, а потом, подумав, добавил: — Хотя, может, и лучше была бы кашлюха, чем смерть от руки человеческой.
— Ее убили? — удивился я, ибо знал, что Регина Кесслер пользуется большим уважением у простонародья, поскольку была не только очень богата, но и необычайно щедра и, насколько я знал, проявляла к бедным и несчастным людям истинную, а не показную заботу.
— Она была со служанкой в суконных рядах, там ее кто-то толкнул, слово за слово, завязалась ссора. — Людвиг пожал плечами. — Знаешь, в эту жару люди сходят с ума по любому поводу. Ну а потом тот мужчина ее толкнул, — продолжал он рассказ. — А она упала и ударилась головой об угол стены. Даже не пикнула. Сразу… — он махнул рукой, — конец.
Я мгновение молчал.