— Очень хорошо. Смышленый ты парень, — похвалил я его. — Есть у меня для тебя задание. — Я поднял указательный палец. — Покрутись-ка у домов этих докторов, погляди, нет ли у кого из их слуг, помощников или подмастерьев раненой руки. — Я стукнул пальцем по своей ладони. — Сдается мне, рана серьезная, — добавил я. — Так что может быть замотана какой-нибудь тряпкой или бинтом.
— Будет сделано!
— Так чего ждешь, проваливай, — сурово взглянул я на него.
— Прошу прощения, мастер инквизитор, но в такую жару не мешало бы промочить горло, — сказал он заискивающим тоном. — А у меня со вчерашнего дня и крошки во рту не было!
— И очень хорошо, — бросил я, ткнув его кулаком в живот. — Может, пузо свое сгонишь, если жрать меньше будешь…
— Но, мастер! — Он умоляюще сложил руки, но предусмотрительно отступил на шаг, чтобы оказаться вне досягаемости моей руки и не получить добавки.
— Найдешь того, кого я велел, перепадет тебе грош-другой, — пообещал я. — А теперь лети отсюда, пока не рассердил меня. Найдешь меня «У Поющего Козлика».
«У Поющего Козлика» было не так людно, как обычно, но я не думал, что причиной тому послужило внезапное обращение жителей нашего города к богобоязненной трезвости, а скорее тем, что во время эпидемии и отупляющей жары все всем изрядно надоели. Общество ближних стало людям в тягость, а порой и вовсе гневило, особенно когда эти ближние начинали кашлять прямо за соседним столом. И если такие сотрапезники не желали уходить по-хорошему, их, разумеется, выдворяли силой. И тогда случалось, что и кашляющие, и не кашляющие оказывались в одной яме под городскими стенами.
Трактирщика в зале не было, гостей обслуживала его служанка, та самая, с необъятной грудью. С сноровкой капрала она командовала тем самым детиной, который проводил меня и Баума до аптеки сразу после того, как я познакомился с ныне покойным аптекарем. Сейчас она меня тут же узнала и окружила великой заботой, все время что-то поднося и спрашивая, не нужно ли мне чего, а в промежутках муштруя и подгоняя отданного ей в подчинение дурня.
— Что-то мне подсказывает, что ты и сама без труда могла бы управлять таверной, — похвалил я ее.
Она широко улыбнулась.
— Видите ли, мастер инквизитор, он силен как бык. — Она махнула рукой в сторону суетящегося детины. — Но глуп, как пробка. — Она глубоко вздохнула, и могло показаться, что от этого вздоха ее рубашка вот-вот лопнет на груди.
— Что ж, умом он не блещет, но трактирщик говорил, что парень он добрый.
— Добрый-то он добрый, еще какой, — горячо поддакнула девица. — Но до того глуп, что любой его обведет вокруг пальца, и всяк его обидеть норовит.
— И ты намерена с этим что-то сделать? — догадался я.
— А то! Решила я, что возьму его в мужья, — заявила она. — Хорошо ему со мной будет, я и готовлю знатно, да и ночью умею мужика ублажить как надо. — Она широко улыбнулась.
— Вижу, парень с тобой не пропадет, — снова похвалил я ее.
— Купим телегу и будем по свету ездить, пусть мой силушкой перед людьми похваляется. Пусть платят, чтобы на такого силача поглазеть!
— Разумно.
Она уставилась в окно, словно в натянутом белом полотне, залитом ярким еще послеполуденным солнцем, видела светлое будущее — свое и своего детины-силача.
— Да и я ведь легко подзаработаю, покуда имею то, что имею, — весело добавила она и со смехом сжала руками свою огромную грудь. — Хорошо заживем!
Иногда я даже завидовал этим простым натурам, чья жизнь напоминала скольжение по водной глади. Им не только не нужно было нырять или летать, но они даже и не ведали, что под поверхностью таятся неизведанные глубины, а над ней — безмерные небеса. Это их не интересовало, да и ни к чему им не было. Жили они себе вместе с другими подобными им созданиями и умирали, не только не испытывая чувства утраты из-за своей ограниченности, но даже не понимая, что им чего-то не хватает. А если бы кто-нибудь попытался им эти проблемы растолковать, они бы либо ничего не поняли, либо лишь посмеялись бы в душе над диковинными господскими причудами…
Девица убежала обратно к работе, а я лениво потягивал вино, погруженный в собственные мысли. Прошло уже довольно много времени, и я даже подумывал, не уйти ли и не поискать ли другого уличного сорванца, раз уж этот меня подвел, как вдруг тот самый удалец вбежал в таверну и, ловко ускользнув от руки придурка, охранявшего вход, который хотел его остановить (видимо, решив, что таким оборванцам не место в приличном заведении), доложился у моего стола.