— Чем можем служить вашей инквизиторской милости? — спросил командир могильным тоном.
— Работа легкая, простая и приятная, — ответил я. — В «Кровавом Колодце» вы схватите для меня одного головореза и доставите его в резиденцию Святого Официума.
Мужчина тяжело вздохнул. В общем-то, я его не винил, ибо кому охота таскаться по городу. До сих пор стражники спокойно сидели себе в тени, глазели на прохожих, попивали пиво, лениво переговаривались друг с другом, иногда свистели вслед понравившейся девице. А теперь, откуда ни возьмись, нарисовался инквизитор и велел им браться за работу. Ходить по раскаленным, как сковорода, улицам Вейльбурга, да еще и стеречь какого-то обормота. Вот так несправедливость…
— Если, не дай Бог, мой пленник от вас сбежит, то вы сами окажетесь в подземелье Святого Официума. И уж я-то вами там займусь, — сурово пообещал я. — Понятно?
— Понимаю, а чего ж не понимать, — буркнул он.
Разумеется, сперва я должен был проверить, можно ли и впрямь считать этого обормота подозреваемым. Было бы весьма неловко, если бы оказалось, что руку он замотал тряпкой, потому что вывихнул пальцы или их ему скрутил артрит. Я искал человека с глубокой, серьезной раной от ножа, и только это меня и интересовало. Поэтому, как только стражники выволокли подозреваемого из таверны и как только до него дошло, что он имеет дело с мастером Святого Официума, я приказал:
— Снимай повязку!
— Это еще зачем? Я же ранен! — тут же вскричал он.
Несмотря на крик, в котором смешались и самозащита, и жалоба, и, быть может, даже нотка агрессии, я увидел страх во взгляде этого человека. О да, дорогие мои, дело было нечисто.
— Сделайте это, — приказал я стражникам.
Они бесцеремонно и безжалостно сорвали с моего пленника повязки, а тот выл и вырывался, но парни были не только весьма дюжими, но и держали его крепко. Наконец обормот получил кулаком в солнечное сплетение, задохнулся, обмяк в их руках, и тогда я смог спокойно рассмотреть рану, из которой, после того как с нее сорвали тряпье, хлынула кровь. Что ж, кровь в ремесле инквизитора — вещь не диковинная и не отвратительная, и скажу я вам, дорогие мои, что человек извергает из себя, особенно во время пыток, субстанции куда более омерзительные, чем кровь, начиная с мокроты и гноя и заканчивая испражнениями или извергнутым содержимым желудка. Я внимательно осмотрел увечье и с первого взгляда понял, что и речи быть не может о том, будто оно появилось от гвоздя. Руку Никласа рассекал порез от самого основания пальцев до запястья, рана была глубокой и широкой, но не рваной. Пробитая гвоздем рана выглядела бы совершенно иначе, равно как и та, что осталась бы, зацепись человек за торчащий гвоздь, и железо разодрало бы ему кожу. Здесь же повреждения явно были нанесены сильным ударом острого предмета. Например, ножа.
Убедившись в своих подозрениях, я мог со спокойным сердцем приказать отвести подозреваемого в резиденцию Инквизиции. Там его спустили вниз, в подвал, и я заметил, что стражники с любопытством, хотя и со страхом, озирались по сторонам. Не знаю, что они ожидали увидеть. Какие-нибудь замысловатые орудия пыток или несчастных, стонущих в кандалах? Ничего подобного они, разумеется, не увидели. В камерах в тот момент никого не было, а в комнатке, где обычно проводились допросы, находились всего-навсего: шкаф, камин, стол, несколько стульев, одна деревянная лежанка и колодки. В потолок был вбит железный крюк, а на стенах висело несколько плетей — от тонкой, не толще мизинца, до мощного кнута с множеством ремней, утыканных острыми кусочками металла. А так, никаких других орудий пыток на виду не было, ибо все они были спрятаны в шкафу.
— Привяжите его к столу и можете убираться, — приказал я.
То, что я собирался сделать, ни в коем случае не было официальным инквизиторским допросом. Впрочем, расследование убийства аптекаря, если приведенный стражей мужчина и был, как я полагал, преступником, и так не входило в круг моих обязанностей как инквизитора. Однако, как человек, который свел с Баумом довольно приятное знакомство, я не собирался спускать его смерть с рук, тем более что она была результатом заговора, рожденного из низких побуждений. По крайней мере, я так считал, и именно это свое суждение я и намеревался доказать в комнате для допросов.
Стражники растянули все еще причитающего Никласа на столе и закрепили его конечности скобами.