— Ах, как же она дивно крякала, — замечтался Людвиг.
Мы непонимающе на него уставились, и он поспешил с объяснением.
— Когда жар наших утех достигал наивысшей точки, — молвил он, — у неё начинали трястись руки и ноги, и она начинала издавать такие странные звуки, которые живо напоминали мне утиное кряканье.
— Может, она была больна? — нахмурился Генрих.
— Не больна, дурень, а это было выражение высшего удовлетворения моими стараниями, — буркнул Людвиг.
Генрих почесал подбородок.
— Пусть так. — Он пожал плечами. — И что же сталось с этой уточкой?
— Умерла, — с грустью ответил Людвиг. — Она очень любила своего мужа и, как всегда мне говорила, хотела родить ему много детей. Но при вторых родах бедняжка скончалась. — Он кивнул собственным мыслям. — Человек не ведает, что ждёт его сегодня или завтра. Даже двадцати лет не было моей крякве…
— Трогательная история, — произнёс я. — Но напомните-ка мне, с чего это мы занялись ею перед войной с Касси?
— Так вот, дорогой Мордимер, спешу тебе поведать, что благодаря моей крякве я узнал об одной тайной калитке в стене, что ведёт в сад с тыльной стороны. Калитка та уже тогда была вся заросшая кустами, старая, ржавая, и, похоже, никто о ней не помнил. Думаю, трём инквизиторам будет куда проще, безопаснее и изящнее пройти через тайный вход, нежели карабкаться по стене на виду у всей дворцовой стражи.
— Превосходная новость, — сказал я с неподдельным удовлетворением. — Право слово, Людвиг, ты со своими любовными рассказами о сладкой крякве — просто дар небес. — Я широко улыбнулся.
— А что мы будем делать, когда проникнем на территорию дворца? — допытывался Генрих.
— Тогда, мои дорогие соратники, мы откроем главные ворота штурмующей их толпе.
— Толпе, — с шутливым восхищением повторил Людвиг и с довольным видом посмотрел на меня. — Я так погляжу, намечается знатная заварушка. Очень надеюсь, что это будет именно толпа.
— Мы подогревали этот котёл много дней, — сказал я. — Мы говорили о подлостях и зверствах Касси и его людей, говорили об убийстве Цолля, о расправе над Региной Кесслер, о затравленных и брошенных в реку двух молодых девушках. Мы потрудились на славу, чтобы сегодня этот котёл взорвался. Чтобы ужасающая весть о том, что настоятель Вебер убит, а его подопечную собираются сжечь в кощунственной церемонии во дворе Обезьяньего Дворца, — чтобы именно эти сенсации послужили последней каплей.
— А что на самом деле случилось с Густавом? — нахмурился Хайдер, думая о нашем знакомом настоятеле.
— Он заперся у себя в кабинете и так напуган, что, вероятно, уже спит мертвецки пьяный, — объяснил я.
— Это хорошо, — с облегчением выдохнул Генрих.
— Ты же не думал, что я убью его, дабы сделать вину Касси более правдоподобной? — Я взглянул на своего товарища, а тот лишь пожал плечами.
— Ладно, неважно, — сказал я. — С ним ничего не станется, разве что натерпится страху, не зная, чем вся эта заварушка кончится. Вернёмся к делу. Я попрошу вас проскользнуть со стороны сада, путём очаровательной людвиговой кряквы. — Я улыбнулся Людвигу. — Будут сумерки, так что заметить вас будет сложнее. Но затем перед вами встанет уже непростая задача… — я сделал паузу.
— Мы подожжём сеновал под навесом возле конюшни, — с улыбкой произнёс Шон.
— Как же я рад, что ты читаешь мои мысли, дорогой соратник, — ответил я ему улыбкой.
— Лошадей жалко, — пробормотал Хайдер.
— Все солдаты и челядь бросятся тушить пожар, и именно для того, дорогой Генрих… — я поднял палец, — чтобы спасти из конюшни лошадей, о которых и ты так печёшься. Хаос, что воцарится, позволит вам добраться до ворот и отворить их. Я буду стоять в толпе и, увидев пламя, закричу, что это невинная девушка горит на костре. А когда толпа ворвётся на территорию дворца… — я мерзко ухмыльнулся, — ничто уже не спасёт архидьякона.
— Я бы не был так поспешен в оценках, — покачал головой Хайдер. — У него всё-таки большая свита…
— Если бы одна лишь численность войск предрешала победу, то для ведения войны хватало бы и счётов, а битвы стали бы не нужны, — заметил я. — Эти слуги и солдаты будут одурманены и напуганы, — добавил я. — Я не утверждаю, что будет легко, и не утверждаю, что обойдётся без жертв, кто знает, быть может, даже многочисленных. Однако важно лишь одно: чтобы мы победили, спасли самих себя и освободили Кингу. Что нам до остального?
Людвиг рассмеялся, и Генрих спустя мгновение вторил ему.