Каждый человек должен уметь оценивать собственные возможности, руководствуясь разумом и опытом, а не обманчивыми миражами. Я обычно старался твёрдо стоять на земле и потому именно знал, что ни за что на свете не смогу вскарабкаться на подоконник. Да, я держался за крюк довольно крепко, и само железо тоже казалось надёжно вмурованным в камень, но вторая моя ладонь была почти безвольной. Я человек скорее сильный, чем слабый, но не умею подтянуть всё своё тело на левой руке, когда пальцы сжимают лишь тонкий прут. Впрочем, за что бы я эти пальцы ни сжимал, не думаю, что силы мышц мне хватило бы на подобное усилие. Что ж, придётся, стало быть, умереть, разбившись о каменные плиты под дворцовым окном. Как далеко было до земли? Я ещё раз взглянул вниз. Сорок футов, как пить дать. При огромной удаче, может, падение закончилось бы сломанными ногами. При меньшей удаче меня бы просто пришибло на месте. А вот при большом невезении я бы сломал ноги и позвоночник и, парализованный до конца жизни, вынужден был бы просить, чтобы меня и накормили, и отнесли в отхожее место. Я подумал, что в таком случае предпочёл бы умереть.
Я знал, что не выдержу слишком долго, и то, что уставшие, одеревеневшие пальцы ещё не оторвались от крюка, я был обязан лишь тому, что мог опереть левую ступню на какую-то едва заметную неровность стены, благодаря чему я не висел на руке всем весом тела.
Инквизитору не особенно весело, когда ему приходится звать на помощь и рассчитывать на чьё-то милосердие. Но Бог ведь одарил вашего покорного слугу смирением столь великим, что я мог бы им поделиться не с одним святым, даже с таким, которого обливали помоями и который жил под лестницей. Так что, что поделать, гордость пришлось засунуть в сапоги и надеяться, что громкими криками я привлеку, может, не столько какого-нибудь доброго самаритянина, сколько просто кого-то, заинтересовавшегося шумом. Ну а потом я убежу этого человека, что помощь ему щедро окупится.
Не так уж много времени прошло с тех пор, как я начал свои энергичные выкрики, когда со стороны окна я увидел свет, услышал лязг отворяемой двери, а затем чьи-то тяжёлые шаги. Признаюсь, давно меня так не радовал звук чьих-то шагов, хотя, по правде говоря, с настоящей радостью следовало бы подождать до выяснения, кто же окажется этим шумным пришельцем. Я ведь помнил поговорку, гласящую, что люди, просыпаясь в темноте в пустой комнате, боятся вовсе не того, что они одни. Они боятся того, что перестали быть одни.
— Эй, подойди-ка кто-нибудь! — крикнул я во весь голос, надеясь, что зову не кого-то из холопов Касси, который из мести мог бы пырнуть ножом вашего покорного слугу. — Подойди к окну, если хочешь заработать немного золота!
Обещание неожиданного и лёгкого заработка обычно обладает такой силой притяжения, что многих оно уже завело над бездонной пропастью и спихнуло на самое её дно. Однако правдой является и то, что немало людей нажили большие или меньшие состояния лишь потому, что оказались в нужное время и в нужном месте или же помогли нужному человеку. И именно таким образом они вкрадывались в милость к Фортуне. А поскольку я ценю свою жизнь, поскольку надеюсь быть полезным орудием в руках Господа, понятно, что я должен был эту жизнь защищать.