Фон Берг скривился и нетерпеливо щёлкнул пальцами.
— Разумеется, я щедро пожертвую Инквизиции в обмен на помощь, — бросил он.
Я посмотрел на людей, покидавших территорию Обезьяньего Дворца. Они с любопытством разглядывали и нас, и гружённую повозку.
— Все эти люди, — я описал рукой широкий круг, — пойдут сейчас рассказать своим семьям, друзьям и соседям, что из дворца выехала повозка, гружённая драгоценностями. Наверняка слушателям будет очень интересно, сколько они точно стоят и куда направились, — добавил я.
Граф прикусил губу.
— Что же вы предлагаете? — холодно спросил он.
Я подошёл к нему очень близко и сказал уже тихо и по-латыни:
— Люди, которых вы наняли, как только разберутся что к чему, возьмут, сколько каждый из них унесёт, и оставят вас с остальным добром. Так что боюсь, что очень недолго вы будете богаты, господин граф.
Он скрестил со мной взгляд. Мои слова ему, разумеется, не понравились, но он должен был прекрасно понимать, что я не строю несбыточных фантазий, а предсказываю будущее с большой долей вероятности. С ещё большей вероятностью можно предположить, что, если фон Берг попытается этих людей остановить, они его убьют. И даже если это он их убьёт (в конце концов, он был опытным и смелым фехтовальщиком), его положение от этого ничуть не улучшится. Он останется один с повозкой богатств, на которые каждый в округе будет иметь виды.
— Теперь вы хотите подать мне руку и вытащить из пропасти, — констатировал он наконец. — Но ждёте, чтобы я понял, что это будет мне немало стоить. Так вот, я это уже понимаю. Сколько?
Я прекрасно знал, чего потребую от фон Берга, и, хотя и размышлял, делаю ли я правильный выбор и не слишком ли рискую, интуиция подсказывала мне, что я должен пойти именно на такое решение. Ведь мы, инквизиторы, должны были сочетать предусмотрительную рассудительность с дерзостью. Но это не означало, что наши решения, даже если и дерзкие, не должны были быть продуманными.
— Я попрошу графа, чтобы он, пользуясь подорожной, вывез из города некий товар, который я ему доверю, — сказал я. — Граф же будет так любезен и даст дворянское слово чести, что мой товар доберётся в целости и сохранности до назначенного места.
Говоря о «слове чести», я не был уверен, значит ли это понятие для фон Берга хоть что-нибудь. Я знал ведь негодяев, рождённых под несчастливой звездой, висельников и самых отпетых оборванцев, для которых убить человека было как плюнуть, а грабежи и насилие они считали обыденностью, но которые своё слово так свято чтили, что скорее дали бы себя изрубить, чем его нарушили. И я знал также людей уважаемых и на первый взгляд порядочных, для которых слово чести было лишь ничего не значащей риторической фигурой, и они потом удивлялись, как кто-то может упрекать их в том, что они его не сдержали. Я понятия не имел, к какому из этих видов принадлежит фон Берг, но надеялся, что он ближе к первому, чем ко второму. С одной стороны, он, при всём своём негодяйстве, был гордым аристократом и мог полагать, что именно честь, хоть и своеобразно понимаемая, отличает его от черни. С другой же стороны, он мог считать, что его не обязывает слово чести, данное, во-первых, под принуждением, а во-вторых, кому-то, кто был ниже его по сословию… Однако, с третьей стороны, он мог счесть, что лучше сдержать слово и не навлекать на себя гнев инквизиторов. Ибо мог он быть графом, опытным фехтовальщиком и отчаянным храбрецом, но у Святого Официума были длинные руки, а инквизиторы славились скорее неуступчивостью, чем сговорчивостью.
— Ну-ну, вы меня заинтересовали, мастер Маддердин. — Он широко улыбнулся. — Что же такое вы хотите так быстро вывезти из Вейльбурга? — Он сощурился и внимательно на меня посмотрел.
Внезапно он хлопнул в ладоши.
— Знаю! Это та девушка, что Касси у вас похитил, а вы её отбили, — воскликнул он, довольный собой.
— Склоняю голову перед догадливостью графа, — учтиво ответил я и был впечатлён тем, что фон Берг действительно был прекрасно осведомлён о причине беспорядков.
— Значит, вы хотите именно мне доверить прекрасную и юную девицу, — он особо выделил слово «мне». — Вот как…
— Девушка является собственностью Святого Официума, — равнодушно произнёс я, но был уверен, что он понял, что это действительно важное предложение. — Однако в городе ей угрожает опасность со многих сторон. Мы могли бы её защищать, но не хотим провоцировать новые столкновения. Поэтому я и подумал о графе и о том, не соизволит ли он помочь самой могущественной организации нашего мира.