— И что случилось дальше?
Гейдер пожал плечами.
— Я вышел, не доев, и от этого возмущения взял у стойки две бутылки вина, чтобы в уединении своей кельи успокоить расшатанные нервы… — ответил он.
— Лишь бы из этого кашля не вышло какого-нибудь несчастья, — вздохнул Людвиг.
— Болезнь как болезнь, — заметил я. — А люди, как и положено людям: поболеют, пожалуются на свою судьбу, а в конце концов перестанут болеть, оставив много золота в руках медиков и аптекарей.
— Вот именно, Йонатан Баум, похоже, в удачное время прибыл в наш город, — заметил Людвиг.
Я внимательно на него посмотрел.
— Ты на что-то намекаешь? Подозреваешь его?
— Я подозреваю всех, — ответил Шон с добродушной улыбкой. — Пока не получу доказательств их полной невиновности.
— Совершенно верно! — прогремел Генрих. — Как свинка доверилась волку, так от нее остались лишь косточки, — добавил он.
— Слава Богу, это мы — волки, — констатировал я.
— Но нет, нет, я ничего не намекаю. — Людвиг ответил теперь на мой предыдущий вопрос. — Люди начали кашлять за много дней до его прибытия в город. Теперь они просто кашляют больше и… — он на мгновение замялся. — Более мучительно, — закончил он.
— Это правда, — согласился я с ним. — Словно болезнь развивается, — добавил я голосом несколько более мрачным, чем намеревался, и мне вспомнился вчерашний разговор с Баумом о том, что то, что мы видим, — это лишь самое начало дурных событий.
— Кроме того, что бы этот аптекарь мог сделать? — добавил еще Людвиг. — Отравил бы город ядом? Колдовством? И зачем? Чтобы продать немного больше лекарств?
— Люди способны и не на такие преступления. — Генрих многозначительно поднял указательный палец. — А говоря «такие», я имею в виду: «такие бездонно глупые».
— Я бы не знал, как заразить город, чтобы жители заболели кашлем, — констатировал я. — И никогда не слышал о подобном проклятии. Отравить колодцы или водопроводы, чтобы поумирали все, кто из них напьется… — Я пожал плечами. — Полагаю, это смог бы сделать каждый из нас. Но то, что происходит сейчас, — это, по-моему, совершенно обычная болезнь. А то, что некоторые от этого кашля поумирают, как наш Фридрих, — что ж поделать? У болезней уж такая особенность, что от них иногда умирают… Так было, так есть и так будет. И ничего этого порядка никогда не изменит, ибо так было установлено в самом начале мира.
— Аминь, — пробормотал Людвиг, и Генрих тоже кивнул.
— Аминь, — повторил он. — Жаль только, что с каждым днем болезнь, кажется, становится все хуже. Я вам говорю, что если люди увидят, что их семьи и соседи умирают от этой проклятой кашлюхи, то еще дойдет до какой-нибудь паники. — Он задумался. — А от паники до беспорядков — путь недолгий. — Затем он пожал плечами. — Кашлюха, — с сарказмом сказал он. — Тоже мне, название придумали!
Мы покачали головами, потому что, действительно, это слово все чаще ходило среди горожан, так что было ясно, что именно оно, а не какое-либо другое, закрепится в памяти. Тем более что все чаще его произносили с неприязнью и страхом.
— Кому суждено умереть, тот умрет, а кому суждено жить, тот будет жить, — сентенциозно заметил Людвиг. — А если немного черни передохнет, то никому от этого не убудет. — Он потер руки и оглядел нас. — Что у нас вообще сегодня на повестке дня? — спросил он, меняя тему. — Знаете, что после того как Мордимер велел вчера выпустить Баума, у нас в подземелье нет ни одного заключенного?
— А ведьмы с кладбища? — удивился я.
— Их отправили в городские темницы, — ответил Шон. — Пусть там гниют, пока их не сожгут. Зачем им у нас место занимать? Да еще и кормить их пришлось бы. — Он махнул рукой. — А так, как сейчас, пусть члены совета беспокоятся.
— Пустые подземелья. — Я покачал головой. — Ну надо же…
— И очень хорошо, — заметил Генрих. — Потому что это значит, что город наш честен и богобоязнен.
— Или это значит, что мы слишком мало усердствуем в работе, — вздохнул Людвиг. — Так тоже можно подумать. А это очень дурно бы о нас свидетельствовало.
— Пусть об этом беспокоится Хекманн, — сказал я, думая о нашем начальнике, командире вейльбургского отряда Святого Официума — Мы, дорогие товарищи, всего лишь винтики в огромной машине Инквизиции, и не знаю, как вы, а я пока что не собираюсь быть чем-либо иным.