Не знаю, понял ли он, что я имел в виду, но он кивнул с умным видом. На самом деле хозяин «Римской Бани» был одним из нас, нашим старым товарищем, который после долгих лет службы ушёл, чтобы вести спокойную жизнь порядочного горожанина. Но дружба с инквизиторами давала ему две важные вещи в этом деликатном деле: свободу от поборов преступников и безопасность. А цена этой дружбы была невелика и платилась не им самим, а нанятыми им девушками…
— Есть и ещё один приятный дом, — продолжил я. — Основанный городскими советниками с благой целью, чтобы одинокие мужчины утоляли свои страсти с девками, а не приставали и не сбивали с пути истинного порядочных девушек. Этот приют ведёт жена Фридриха, нашего палача, которого вы уже имели честь видеть. Цены там куда доступнее, чем в «Римской Бане», но девушки подбираются так же тщательно, чтобы привлекать, а не пугать.
— Вот-вот! — Он хлопнул в ладоши, явно обрадованный. — Хорошее общество и приятная атмосфера — это то, что нужно одинокому мужчине в чужом городе.
— И не воруют, — добавил я напоследок. — Когда Фридрих одной из девиц переломал пальцы за кражу золотой броши у клиента, у остальных подобные мысли мигом вылетели из голов. А дом стал ещё более уважаемым, чем прежде. Теперь вдове придётся самой справляться.
— Превосходно, просто превосходно, — на щеках Баума проступил румянец, но, как я подозревал, вызванный не стыдом, а предвкушением удовольствий, что ждут в нашем городе добропорядочного горожанина. — А как называется это место?
Я улыбнулся.
— Название не столь изысканное, как «Римская Баня», ибо этот городской приют зовётся «У Дрынала». — Баум рассмеялся, услышав мои слова, а я продолжил объяснять: — Это должно было описывать нашего палача, вы ведь сами видели, какой из него здоровяк, но люди, как вы понимаете, толкуют это название совсем иначе.
— Пока не найду жену, вижу, будет чем заняться, — он потёр руки, на этот раз не от смущения, а от явного удовольствия. — И скажу вам, для человека вроде меня посещение таких мест — не только способ развеять тоскливое одиночество, но и возможность завязать выгодные торговые связи.
— Верно, — согласился я. — Сам знаю, что многие почтенные горожане обсуждают в таких домах дела, и история многих любопытных контрактов началась именно там. Приятная атмосфера и чистые девушки — это уже немало в наши подлые времена.
— Чистота — одна из главных добродетелей, — сказал аптекарь, прижав руку к груди.
— Чистота в духовном смысле или в телесном? — спросил я.
— О первой я никогда не скажу худого слова, — уточнил Баум. — Напротив, я глубоко уважаю людей, живущих честно и нравственно.
— Это весьма похвально, — одобрил я.
— Чистота в прямом смысле, как отсутствие грязи, тоже вызывает у меня восхищение, — заверил он. — Но вот что я называю телесной чистотой, то есть воздержание от физического общения, вызывает у меня большие сомнения. — Он покачал головой с хмурой миной.
— То есть? Какие же сомнения? — заинтересовался я.
— А именно, — Баум многозначительно поднял палец, — я считаю, опираясь на наблюдения и глубокие размышления, что этот вид чистоты, который заключается в отказе от физического общения, крайне вреден! Говорю вам со всей ответственностью: чрезвычайно вреден, особенно для организма молодого, сильного мужчины.
— Знал, — кивнул я. — Инстинктивно чувствовал, что подавление естественных человеческих страстей опасно. И потому всю жизнь старался принимать соответствующие лекарства. Теперь можно сказать: не ради мимолётного удовольствия телесного акта, а ради медицинской необходимости и укрепления здоровья.
— Вы шутите, а зря, — он погрозил мне пальцем. — Скажите, знаете ли вы, что происходит с семенем, которое мужчина не извергает естественным путём и слишком долго хранит?
— Полагаю, сейчас узнаю, — пробормотал я.
— Оно гниёт, — твёрдо заявил Баум и даже скривился от отвращения. — Как еда, что некогда была питательной и здоровой, а теперь выброшена на помойку и через несколько дней…
— Понял с первого раза, — перебил я.
— А знаете, что дальше?
— Боюсь, ничего приятного…
— Приятного! — воскликнул он с негодованием, покраснев от возмущения. — О приятности тут и речи нет! Это гнилое семя набухает, — он взмахнул руками, будто под ними вырастала огромная голова, — и, набухая, устремляется по жилам прямо к мозгу!
— Нехорошо, — сказал я.
— Конечно, нехорошо, — согласился он. — Не находя выхода, оно разлагается в мозгу и отравляет весь разум человека, иногда даже доводя до безумия! Одних это приводит к вспышкам бессмысленного гнева и злых поступков, других — к отупению и утрате воли к жизни.