— Словно мошки, что садятся на фрукты, — вставил я.
— Вовсе нет! — воскликнул он. — Представьте себе такую мошку, о которой вы упомянули. У неё ведь есть ноги, верно?
— Несомненно, — ответил я осторожно.
— А на каждой из этих ног, если присмотреться очень близко и весьма внимательно, можно разглядеть волоски. Вы знали об этом?
— Простите, но до сего дня я не считал нужным вглядываться в ноги мух в своей работе инквизитора, — отозвался я.
— А теперь вообразите, что один-единственный волосок с ноги такой мухи оторвался и парит в воздухе, уносимый порывами ветра. Смогли бы вы его разглядеть?
Я покачал головой.
— Нет, ни за что, — сказал я.
— Вот именно! — воскликнул он, довольный, и хлопнул в ладоши. — А теперь представьте, что в мире тех тварей, о которых я говорю, этот волосок был бы подобен дому для людей, что прогуливаются в тени его стен.
Я надолго замолчал.
— Следите за ходом моих мыслей? — спросил он наконец.
— Слежу, господин Баум. Только размышляю над тем, что означает ваша мысль о существовании целого огромного мира крохотных тварей, враждебных нам, но скрытых от нашего взора. Словно мало нам демонов, что терзают род людской…
— Нет, не думайте так! — воскликнул он. — Не думайте, упаси Господь, что эти твари намеренно нам враждебны! Ведь если ветер поднимет облако пыли на песчаной дороге и эта пыль вас задушит, разве это значит, что ветер и пыль желали вашей погибели? Нет, это лишь законы природы, и ничего более.
— Понимаю, — кивнул я. — Но едва ли людям понравится мысль, что вокруг них витает нечто, способное их убить, и это нечто они не могут даже разглядеть, не говоря уже о том, чтобы защититься от этих… тварей.
— А что до названия, которое, как я ясно слышал, вы пытались подобрать в уме для этих созданий, то я решил именовать их малютками-дьяволятами Баума.
Я расхохотался и остановился.
— Господин Баум, вы вообще себя слышите? — взглянул я на него с укоризной. — Малютки-дьяволята Баума? Что это за название такое? Если вы опубликуете свои откровения, все ученые доктора со всего света будут потешаться над вами!
— Вы так считаете? — удивлённо посмотрел он на меня. — Мне это вовсе не кажется смешным…
— Вы хотите сказать, что словосочетание «малютки-дьяволята Баума» не звучит для вас комично? — переспросил я недоверчиво.
— Нет… — он покачал головой. — Совсем нет.
— Видимо, вы так привыкли к этому названию, что его поразительный комизм от вас ускользает, — пожал я плечами. — И учтите, я говорю не о той смешливости, что вызывает добрый смех и симпатию к шутнику, а о сочетании слов, которое рождает лишь насмешки и глумление.
— Вот как, — огорчённо произнёс Баум, и я видел, что мои слова стали для него новым взглядом на дело. — Что же вы посоветуете в таком случае? Ведь, знаете ли, — он покосился на меня, — критиковать чужое творение всегда проще, чем создать своё.
— Ну, могу предложить кое-что для размышления, — сказал я, задумавшись на миг. — Во-первых, и это главное, назовите свои выдуманные создания на латыни — это всегда звучит учёно и заставляет простолюдинов, вместо того чтобы смеяться, с восхищением засовывать большие пальцы в рот и хмурить брови.
Баум вздохнул.
— Во-вторых, — продолжал я, — избегайте любых намёков на дьявола, демонов или сатанинские силы. Зачем вам это? Хотите снова оказаться на допросе у Святого Официума? Мало вам было одного раза за нашим столом пыток? Хотите ввязываться в теологические споры вместо биологических?
На этот раз он горячо закивал.
— Пусть ваши воображаемые твари зовутся… — я вновь умолк на мгновение, — например, micro vipera volantes. И дайте людям думать, что этих невидимых гадюк множество видов, и каждая из них жалит своим ядом — иногда смертельным, а иногда лишь слегка вредоносным.
— Micro vipera volantes, — повторил он. — Как-то не запоминается, — добавил с упрёком и разочарованием.
— О, согласен, ваши «малютки-дьяволята Баума» куда лучше врезаются в память. Вопрос лишь в том, поймут ли люди это название так, как вам бы того хотелось.
— Эх, — только и вздохнул он.
Мы добрались до винной лавки, что величаво именовалась «У Святого Мартина», ибо этот святой, как известно, покровитель виноградников и виноделов. На стене красовалась большая вывеска: «Кто Святого Мартина о милости просит, того похмелье не скосит». Я покачал головой.
— Если бы это было правдой, можно было бы даже простить эти ужасные рифмы, — заметил я.