— Если кто-то передаст тебе, что ты должна покинуть наш дом, и даже назовёт чрезвычайно важные причины, что ты сделаешь, услышав подобное предложение? — спросил я, обращаясь к Кинге.
— Немедленно прибегут к вам, господин инквизитор, и всё расскажу, — быстро ответила она.
— Умная девушка, — заметил Хайдер.
— Да уж, умная, — согласился я. — Иногда.
— Комната готова! — крикнула сверху Хельция.
— Иди, — приказал я.
Мы смотрели, как Кинга покидает трапезную, и вскоре услышали лишь скрип ступеней, когда она поднималась на верхний этаж.
— Ох, как же взбесится Касси, если узнает, — злорадно рассмеялся Людвиг.
— Скорее, когда узнает, — поправил я.
— Слушай, Мордимер, — начал Хайнрих, задумчиво почёсывая бороду. — Чем кормят таких маленьких детей?
Я пожал плечами.
— Наверное, тем же, что и взрослых, только меньше, — ответил я.
— Ага. Ну, у нас есть голень в пиве, каша и капуста, — сказал он. — Подойдёт, как думаешь?
— Думаю, подойдёт. А хлеб и сыр у нас есть?
— Конечно.
— Тогда пусть Хельция отнесёт им и это. — Я повернулся, собираясь уйти, но остановился на мгновение. — А мёд? — вдруг пришло мне в голову. — У нас есть мёд?
— Разумеется. Этого года. Ты его даже пробовал.
— Точно, верно, — вспомнил я. — Тогда дайте им и мёд. И сметану, — добавил я. — А вообще, с чего это ты вдруг так заботишься о девушке и ребёнке? — Я погрозил ему пальцем. — Не вздумай её обхаживать. Только этого мне здесь не хватало — любовных похождений инквизитора с беглянкой.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ДОБРЫЕ ДРУЗЬЯ ИЗ ТОНГОВ
Я был уверен, что этот человек не собирался заставать меня врасплох и не крался ко мне с подобным умыслом. Просто сама его манера передвижения, совершенно инстинктивная, как у хищника на охоте, предполагала, что подкрадывающийся должен как можно дольше оставаться незамеченным. Я увидел его достаточно поздно, чтобы в случае опасности это могло затруднить мне оборону, но и достаточно рано, чтобы он, даже если бы сжимал в руках македонскую сариссу, ещё не смог бы дотянуться до меня её остриём. Но, как вы догадываетесь, любезные мои, это лишь метафора, ибо я не мог себе представить ни одного человека, который сумел бы незаметно проскользнуть с македонской сариссой в руках по улочкам нашего городка, а затем войти с ней в весьма приличную харчевню, где я только что закончил свой обед.
Пришелец подсел напротив, нимало не смущаясь тем, что оказался спиной к залу. «Значит, вас тут двое, — подумал я, — и второй прикрывает твою спину». Но почему же я его не заметил?
— Приветствую вас, мастер Маддердин.
— Бог в помощь, — ответил я.
— Простите, что прерываю минуту вашей задумчивости, но мне велено предостеречь вас об опасности.
А, так вот как, рубил с плеча этот посланник. Любопытно, была ли опасность реальной, или же весть о ней должна была меня напугать, а может, вызвать чувство благодарности за предупреждение? Впрочем, в нынешнем мире инквизиторы всегда в опасности. Мы с ней запанибрата и каждый день в её обществе пьём яд из чаши горечи. Но мы не боимся её, доколе носим доспехи Божии. Доколе препоясываем чресла наши истиною, доколе облекаемся в броню праведности, доколе вера служит нам щитом, а слово Божие — шлемом спасения и мечом духовным.
— Весьма любезно со стороны вашего содружества, — промолвил я. — И я буду искренне признателен, ибо нет человека столь гордого, чтобы не принять руку помощи друга, когда приходит час испытаний.
— Вот-вот, именно так, — согласился со мной посланник тонгов. — Превосходно сказано, мастер Маддердин.
Мы помолчали с минуту: я, глядя на свою наполовину опустевшую кружку, а он — вглядываясь в заляпанную, исцарапанную и покрытую блёклыми пятнами столешницу, словно в этой мозаике изъянов мог разглядеть узор, ускользающий от взора и разумения прочих людей.
— В обители Святой Инквизиции гостит некая девица, — заговорил он наконец. — Я пришёл по её делу.
Это признание было довольно неожиданным. Неожиданным и тревожным.
— Я вас слушаю, — произнёс я.
— Как вам превосходно известно, мастер Маддердин, наше содружество помогает горожанам во многих хлопотных делах, — начал он. — Услуги наши, быть может, и недёшевы, но мы стараемся выполнять их с величайшей точностью и тщанием.
И это, к слову, была чистая правда. Тонги были честны. Если заказываешь труп — получаешь труп. Если у трупа должен быть отрезан язык — у него отрезан язык. А если по какой-то причине заказ не выполнен — тебе возвращают деньги. Разумеется, тонги промышляли не только заказными убийствами. В конце концов, со многими расправами мог справиться и любой уличный головорез с ножом или дубинкой. Тонги же организовывали крупные набеги, поджоги, занимались подделкой документов, а если кого-то нужно было не убить, а лишь запугать, то они весьма убедительно брались за травлю такого человека или его семьи. Конечно, деятельность злодеев процветала прежде всего в больших городах. В Хез-Хезроне, в Кобленце, в Кёльне, в Энгельштадте — именно там билось сердце этой паршивой организации. Но и у нас, как видно, жизнь в ней теплилась вполне отчётливо.