— Возможно, добро Святой Инквизиции всё же требует, чтобы я, не оспаривая несомненной правоты этого приказа, его исполнение отложил на время, — заметил я. — Пока дела так или иначе не прояснятся.
Шон кивнул.
— Это твоё решение, и я не могу тебе ничего советовать, — сказал он. — Наше начальство, отдавая приказы в Лимбурге или Кобленце, несомненно, руководствовалось высшими интересами Святой Инквизиции. — Затем он на мгновение умолк. — Вот только этот интерес, похоже, выглядит несколько иначе с точки зрения нашего Вейльбурга, — добавил он.
Трудно было не согласиться с подобным умозаключением.
— Пусть тогда будет так, — сказал я, — что человеку, который должен был провести меня через стены, я передам не себя самого, а письмо… Письмо, в котором сообщу, что не могу оставить дела, коими занимаюсь, ибо это повлечёт за собой огромный ущерб. Но немедленно, — я многозначительно подчеркнул это слово, — немедленно, как только это снова станет возможным, я буду готов покинуть Вейльбург.
Шон развёл руками.
— Нам бы тебя недоставало, Мордимер, — сказал он. — И в таком утверждении нет никакого преступления. Но принимаешь ли ты благоразумное решение и можно ли будет его защитить в будущем — этого, увы, я не знаю…
С этим утверждением я тоже был согласен. Одному Богу известно, как отнесутся к моему решению наши начальники. Вероятно, это будет во многом зависеть от того, принесёт ли моё неподчинение вред или же, наоборот, выгоду.
— В древней Спарте гоплит, который в пылу битвы вырывался из строя товарищей, карался смертью, — добавил ещё Людвиг. — Какую бы выгоду ни принёс его порыв.
— Ну, утешил, — рассмеялся я и встал, отодвигая стул.
К счастью, Инквизиция не была склонна к применению столь суровых кар, как смертная казнь. Честно говоря, я слышал о таких случаях, но они касались лишь явной измены. Сговора с колдунами или демонами. Если инквизитор изменял Святой Инквизиции и служил папистам или вельможам, раскрывая секреты или предупреждая подозреваемых, его также казнили. Но, во-первых, такие неприятные дела случались крайне редко, а во-вторых, проблему обычно решали тихо и в белых перчатках.
— Ты собираешься рассказать Генриху, о чём мы сейчас говорили? — спросил Людвиг уже в дверях.
— Не вижу препятствий, — ответил я. — Тем более что вас это дело никак не касается. Это моё самостоятельное решение, за которое вы не несёте ответственности. — Затем я улыбнулся. — К тому же Генрих должен быть мне благодарен, ибо командование нашим отрядом Инквизиции, которое должно было на него свалиться, в нынешних обстоятельствах — не что иное, как поцелуй смерти.
Инквизиторов учат также в общении с людьми уметь создавать видимость, но Генрих, когда мы сообщили ему о моём решении, совершенно точно улыбнулся широко и искренне.
— Поверьте мне, командование отрядом в той ситуации, что сложилась сейчас, — это последнее, чего бы я себе желал. И слава Богу, что этой чести, — он произнёс это слово с явной иронией, — удостоился Мордимер, а не я.
Затем он посмотрел на меня уже серьёзно и добавил:
— Хотя я не уверен, что ты поступаешь правильно, отказываясь выполнить столь ясный приказ.
— О, я, Боже упаси, ни от чего не отказываюсь, — я поднял руки в защитном жесте. — Я лишь уведомляю, что его исполнение в столь короткий срок невозможно…
После мы спокойно поужинали, не возвращаясь больше ни к этому делу, ни к другим хлопотным и неприятным темам, а стараясь уделить внимание поистине вкусной еде, которую приготовила для «своих мальчиков», как она нас называла, наша добрая Хельция.
А поздним вечером я зашёл ещё раз в кабинет и увидел, что за столом, освещённые мерцающим светом свечей, сидят Людвиг Шон и наш молодой канцелярист. Людвиг диктовал что-то вполголоса с листа, который держал в руках.
— Чем это вы интересным занимаетесь? — поинтересовался я.
Инквизитор оторвал взгляд от документов.
— Подойди, Мордимер, если у тебя есть минутка, и узнаешь нечто, может, и не особо важное, но определённо занимательное, — пригласил он лёгким тоном.
Что ж, в эти мрачные времена любая минута развлечения могла поднять человеку настроение, а по голосу Людвига я понял, что он как раз хочет поделиться со мной чем-то забавным. Я подошёл к ним.
— Мы получили донесение, что группа горожан основала некоего рода содружество, или, может, лучше сказать — клуб, — улыбнулся Шон.
— Судя по твоему тону, это не тайный заговор, направленный против нашей святой веры, — сказал я.