Было собрание «Высокого Комитета» нашего нового Исторического общества у М. К. Любавского, где шла речь о разных мерах относительно журнала, который будет обществом издаваться. Говорили за чаем об отставках военного министра и ген. Иванова, главнокомандующего Юго-Западным фронтом, получившего очень почетное назначение состоять при особе государя102. Вечер у Холей; был С. К. Богоявленский. Беседа с Шуриком о летописях; он к ним почувствовал какое-то влечение.
21 марта. Понедельник. Подписался в сберегательной кассе на новый заем103 на 3 000 рублей, куда вошли 1 625, полученные с Сытина за второе издание 2-ой части учебника, 550 рублей академической премии104. Был у меня С. А. Голубцов, закончивший занятия первым вопросом своей программы. Он изложил мне ход этих занятий и произвел на меня самое лучшее впечатление. Все у него очень толково и дельно. Затем пришел Шурик, интересующийся летописями. Ему я разъяснял в доступной форме состав Лаврентьевского списка105. Слушал охотно и внимательно и, кажется, все понял. Был у меня также студент – издатель моих лекций с заявлением, что студенческое издательство встречает препятствия литографировать мой курс нынешнего года, а предлагает издать его в печатном виде. Хотя и рискованно печатать текущий, далеко не принявший окончательной формы курс, однако для удобства студентов я согласился106.
22 марта. Вторник. Все утро убил, в буквальном смысле слова убил, потратил даром на составление разных бумаг, требующихся в Академии: отчета о пройденном, списки баллов семестровых сочинений и т. п. Сколько там этого формализма! Одну и ту же программу читаемого курса приходится писать и представлять под разными названиями 4 раза в год: проспект будущего курса, экзаменная программа, отчет о пройденном, для годового отчета 1-го октября. Все форма и бумага!
На факультетском заседании. Рассматривали сообщение министра о прибавке профессорам ввиду дороговизны до 5 и 4 тысяч рублей. Затруднения возбудил вопрос о приватдоцентах, какую категорию из них подвести под выражение циркуляра: «читающие обязательные курсы». Я энергично отстаивал С. И. Смирнова. Другое дело, долго обсуждавшееся, было письмо бывшего варшавского ректора Карского о принятии его сверхштатным профессором в наш Университет. Однако курсы, которые он предлагает, у нас уже читаются, так что нечем ходатайство о нем мотивировать. Против его привлечения говорил Щепкин, но, вероятно, из личных мотивов.
Вечером заседание Исторического общества с живым докладом молодого ученого Диесперова об Эразме, ценный множеством приведенных цитат и потому переносящий в эпоху. На меня повеяло добрыми старыми временами, лекциями В. И. Герье о гуманизме, который он нам излагал довольно подробно. Однако доклад был несоразмерно велик. После чтения в течение 1 часа 20' был сделан перерыв. Автор говорил, что ему осталось прочитать еще столько же. Было уже 10 час. вечера, и я незаметно в перерыве удалился.
23 марта. Среда. Я должен был ехать в Академию, чтобы присутствовать на продолжении экзамена по систематической философии у доцента Андреева. Но т. к. он экзаменует очень быстро и кончает в двенадцатом часу, а я мог приехать только без четверти 11, то решил не тратить времени на эту бессмысленную поездку вовсе. Надо слишком не жалеть времени, чтобы провести больше 6 часов в трамвае, на вокзале и в вагоне для того, чтобы полчаса посидеть в виде куклы на председательском кресле. Кончил я семестровые сочинения – всего их было 47. Есть и хорошие работы. Ну всетаки одним тяжелым делом меньше! Заходил после завтрака в Архив МИД за книгой С. В. Рождественского «История Министерства народного просвещения»107, нужной мне для следующей лекции. Вечером экзамен в Государственной комиссии108 по русской истории. Всего было 26 человек, и втроем мы к 11 часам покончили работу. Эта работа, однако, не для вечерних часов, и я чувствовал себя, спросив 11 человек, утомленным.
24 марта. Четверг. Стоит великолепная весенняя теплая погода. 13° тепла в тени. Утро было занято подготовкой к лекции о школах при Николае I и чтением рефератов для семинария. Из трех референтов, однако, двое прислали мне письма: один – о выезде из Москвы, другой – о возможном отсутствии. Третий принес реферат сегодня же в 12 часов, и я успел его прочесть; но на семинарий и этот третий студент почему-то не явился, хотя и простился со мной до 4-х часов. Так что наше заседание не состоялось; мне было крайне досадно на такое невежество, на затраченный труд и потерянное время. Что-нибудь одно: или, пользуясь отсрочкой, оставаться в университете, и тогда надо уже работать вовсю, или же отбывать воинскую повинность. У нас же, в особенности в весеннее полугодие, громадное большинство студентов только числится в университете, никогда в него не показываясь. Правда, впрочем, что жизнь в Москве по дороговизне квартир и продовольствия для очень многих из наших студентов едва ли и возможна. Из Университета я заходил в Петровские линии в издательство Кнебель и взял только что вышедший выпуск «Истории искусств» Грабаря с московской архитектурой XVIII века109. Пользуясь весенним днем, оттуда вернулся далеким путем по линии бульваров. Вечер дома за Грабарем. Умер М. М. Ковалевский, один из наиболее разносторонних и плодовитых русских ученых. Едва ли кто писал за последнее время больше Ковалевского. Нельзя, однако, сказать, чтобы глубина его исследований соответствовала их широте. У него была какая-то французская манера касаться до многого слегка и скользить по поверхности. Но все же в области сравнительного изучения истории права им сделано очень много. Именно широта эрудиции была ценным качеством его работ.